СВОБОДЫ СОЛНЦЕПЕК
ВСТАЕТ НАД САМОТЁКОЙ
Алексей ДИДУРОВ. Журнал
"СТОЛИЦА".
В один из трудных дней постперестроечной эпохи жители
столичного Свердловского района, особенно те, кто обитает по
брегам погребенной в асфальте реки Самотеки, были озадачены
странным, если не сказать более чем странным, текстом, который
типографским способом сообщал следующее:  «Великая
августовская Революция 1991 г. открыла путь к освобождению б.
колоний тоталитарной империи. Вслед за угнетенными народами
Украины и Кавказа все решительнее заявляет о своих правах
великий народ Самотеки. Наша т.н. «наука», воспитанная по
«Краткому курсу истории КПСС», утверждала, что самотеченцы
никогда не имели собственной государственности. Однако факты опровергают эту «теорию». Само слово «самотека» указывает на
самостоятельность и независимость.
...История родного края неразрывно связана с именем
непримиримого борца с большевизмом Терентия Устиновича Козолупа.
До того, как стать Народным Президентом, Терентий Устинович
служил фельдшером в корабельном лазарете крейсера «Алмаз»
(Черноморский флот). Незадолго до утопления флота он был избран
председателем матросского комитета, откуда вскоре уволен под
надуманным предлогом хищения спирта в лазарете, а на самом деле
из-за интриг комиссара Ф.Раскольникова (Бронштейна).
Вернувшись на Родину, Т.У. Козолуп продолжил борьбу с
большевизмом. Именно в те замечательные дни, когда старая власть
уже приказала долго жить, а новая еще не образовалась, Народный
Президент Козолуп твердой рукой восстановил независимость родной
Самотеки. Целых три с половиной дня просуществовала Суверенная
республика Атамана Козолупа (Антибольшевистская). Аббревиатуру
можете составить сами. Романтичный
образ атамана Козолупа отпечатался прежде всего в народном
творчестве. Взволнованные строки, посвященные народом своему
Вождю, многое говорят пытливому уху. В частности, из них мы
узнаем, что народ на Самотеке жил куда зажиточнее, чем в России,
и не испытывал нужды в охотничьих тулупах. Куда дели наши тулупы
«товарищи» оккупанты?! Армия независимой Самотеки была вооружена
семизарядными винтовками — т.е. значительно лучше красных банд
Л. Троцкого (Бронштейна), добившихся победы только за счет
коварства и жестокости.
За 74 года кровавой диктатуры уровень жизни на Самотеке резко
понизился. Из отдельных римских вилл с бассейном, гаремом и
гаражом на 4 машины народ принудительно переселяли в уродливые
многоквартирные дома. В Щемиловском пруду уже не встретишь, как
раньше, осетров или тайменя. Кожаная рука комиссаров не
остановилась и перед святынями: арварски уничтожены пивная возле
3-го мединститута, винный магазин «У Толика» на углу Волконского
и Самотечной ул., а также известная блатхата «Салун Калифорния»
на Делегатской.
Однако час освобождения близок. Народ берет наследие Козолупа в
собственные руки!..».
Тексты эти, как правило, утверждали также наличие зари свободы
над Самотекой. В некоторыхвариантах они заканчивались призывом
присоединиться к «подпольной Партии борьбы за самоопределение
Самотеченского края и за его отделение от Москвы и от России», а
допрежь всего — принять участие в районном плебисците по этой
проблеме. В конце текстуры предлагался населению и проект герба
будущего Самотечного государства.
Из подполья — на телеэкран
Пока увиденное и услышанное обдумывали и обсуждали: пролетариат
завода «Тизприбор» и типографии «Красный пролетарий», синие и
белые воротнички из «ящиков» и НИИ, стоматологи одноименного
вуза, рыбари Щемиловского пруда и домохозяйки округи, — на район
навалился слух о неслыханной демонстрации «подпольщиков» у
местного кожно-венерологического диспансера. Затем пришло
сообщение об открытии (не санкционированной властями)
мемориальной доски на доме, где чекистами якобы был убит
пресловутый атаман Козолуп. И, наконец, как гром грянуло
интервью членов законспирированного ЦК Партии за независимость
Самотеки, которое они дали в черных очках и повязках ниже глаз
одной из самых престижных и набирающих рейтинг программ ТВ.
В телекамеру цэкисты бросили горькие, крутые обвинения мэру
столицы и российскому правительству: о попустительстве в родном
районе преступности и фашизму (100 кв.м отдали баркашовцам на
первом этаже райисполкома), в антисанитарии (что отражено в
гербе будущей республики), разрухе в отеческих домах и дворах.
На основании чего вожди Самотеки декларировали обязательное
отделение их края от прогнившего государства и гибнущего
мегаполиса.
 Подпольный
ЦК через то же интервью заявил общественности, что пресечет
политиканскую традицию имперских вельмож — спасать большее ценой
малого. И спасет свою малую родину за счет большой. Ибо эта
последняя неизлечимо больна и заразна. Цэкисты гневно отвергли
обвинения коммунистической печати в том, будто бы их партия
стремится разжечь не только беспорядки внутри страны, но и
международные конфликты: «Как известно, миролюбие, стремление
решать спорные вопросы путем переговоров — важнейшая черта
нашего национального характера». Характер имелся в виду
самотеченский.
Тем не менее телекамера зафиксировала военную подготовку
молодежи Самотеченской округи в глухом уголке Щемиловского
детского парка. Интервью заканчивалось лапидарной, но
многозначительной тезой: у нас есть что защищать, есть чем
защищать, есть кому защищать.
В то же время идеологи и деятели подпольной партии не выглядели
и одномерными агрессистами. Массовому зрителю, например, не
могли не импонировать кадры, запечатлевшие любовную, творческую
работу цэки-стов по созданию и обустройству музея самотеченской
культуры. Стенды отражали художественную общественность стран
Запада, обсуждающую экспонаты музея во время неоднократных
показов экспозиции за границей. Да и кого могут оставить
равнодушными, скажем, кости Павлика Морозова у бюста самого
пионера-героя, принесенные в музей одним из ветеранов классовых
битв, ныне проживающим на брегах подземной московской речки. Или
растущие в горшке с родной землею стебельки колючей проволоки,
заботливо поливаемые из бутылки, на этикетке которой гордо и
памятно красуется надпись: «Столичная»!..
Нет
смысла описывать или даже перечислять то множество экспонатов,
которое собрал под своей крышей подпольный музей. Кстати, в
прямом смысле «подпольный», ибо находится в подвале многоэтажки,
жители которой, поди, и не подозревают, какие сокровища спрятаны
у них под ногами. А сокровища эти, между прочим, заботливо и неукоснительно
приумножаются, потому что их собиратели, рыцари самотеченской
идеи, знают: есть культура — есть народ, нет культуры — нет
народа.
...Итак, известность партии, о которой речь, растет и ширится,
но где всему этому истоки? В чем причина рождения идеи? И,
наконец, кто они — ее таинственные блюстители и волонтеры?..
Что, где, когда?..
Истоки и смысл дяди и племянника
Читатель, я докажу тебе, что не все думали «о шифоньере, о
паласе, протесте хунте Гондурасе». Я покажу тебе, читатель,
человека с пламенным сердцем. Он — главный смотритель Музея
культуры. Он — автор проекта монумента, посвященного борьбе
порабощенных народов Самотеки за свою свободу. И это он считает,
что монумент надо поставить на место памятника полководцу
Суворову, поскольку определяет он Суворова как полководца
империалистического. А с империей у моего героя отношения, прямо
скажем, швах — уже с младенческих бело-розовых ногтей.
Хотя
характеры (его и империи) были схожи, но известно из физики и
лирики, что одноименные заряды отталкиваются. Да, характеры у
них были не подарок! Как сейчас помню: империя бычком
раздроченным то в Венгрию вломится, то на Кубу, в Чехословакию,
Афганистан — нахрапом прет, полным впередом... И точно так же,
яростной настырностью, удивлял весь дворовой мир Юрка — Юран.
Тогда от горшка два вершка, молчаливый и сопливый. Будущий
цэкист подпольной партии. В предприятиях, играх и проделках
дворовой шпаны участвовала пара родственников — маленький Юран и
его юный дядя, средних классов школьник. Жили они в одной
коммуналке, в одной семье, а были как из разного теста. Взять
хоть как играли по-разному в «Царь горы». Старший — финтит,
уворачивается, берет обманным маневром. А младший — насупится,
уставится на вершину исподлобья и, сколько бы его ни спихивали к
подножию, прет наверх и прет, сопя и не обращая внимания на
габариты встречающего его наверху противника. Как будто хитрый
дядя ему и не родня.
 И разница их дальнейших путей вопиюща. Нахлынула однажды на
дворовое население мужеского пола мода на бинокли. Где, кто и
как мог — торопился достать, чтоб от других не , отстать.
Объяснение было простым через дорогу, в нашем узком Щемиловском
переулке, выселили жилой дом, и сделали его женским общежитием
типографии «Красный пролетарий». Ясно для чего окуляры
понадобились мужикам и взрослым парням. А подражать старшим —
первая охота для подростков и для мелюзги. Короче, весь мужской
кворум, от мала до велика, обзавелся биноклями и даже мериться
ими стал: у кого какой.
Но
приехали как-то во двор хмурые дяди на машинах, с двумя нолями
на номерах. Обошли квартиры нашей «хрущевки» и конфисковали все
бинокли до единого — ведь впритык к женскому общежитию стоял
военный НИИ (картографы, все знали). А поскольку дяди показывали
жильцам, не раскрывая, бордовенькие книжечки с тисненым гербом,
то все отдали им требуемое «на раз». Все да не все.Маленький
Юран отдал не на «раз», а только на «два»: расколотил перед тем
окуляры своего сокровища об вентиль батареи. Сдаться — сдался,
но не в требуемом виде, в непотребном. Ни себе ни людям. Не нам,
не вам, а свиньям. Так дальше и продолжил.
Старший родственник (юный дядя) вытянулся, раздался, перед
приемной армейской комиссией аж за полгода постригся. Юран —
наоборот. Остался худ, сутул и волосы отрастил до наименования
ситуации на голове: «непроходимые джунгли». Старший в армию ушел
— младший на медицинское обследование лег, чтобы избежать
службы. Дядя школьно-комсомольский румянец и плакатную улыбкусохранил, даже из армии вернувшись и куда как нелегко ее пройдя
(на танках десантом усмирял бунт маленького кавказского народа,
а, будучи переведен в ракетные войска, получил на темя каплю
горючего «стратегической», по случаю чего оторвал у Минобороны
положенный в таких ситуациях добротный парик и право обновлять
его в спецраспределителях). И на гражданке дядя белозубо и
весело снискивал хлеб насущный. Он зарабатывал хорошие деньги и
крепкий социальный статус в профессиональной группе
скандирования — той, что громогласно организовывала залы на
партсъездах и комсомольских форумах: «Партии слава! Слава!
Слава! Слава!..» Или: «Ленин! Партия!Ком-со-мол!..» Ну и,
разумеется, перманентно обеспечивал безоговорочную капитуляцию «Ивашке
Хмельницкому». Сиречь — Бахусу.
Племянничек
только в этом роде деятельности с дядей пересекался. А так — все
не в ту степь пошел, как сказал Ильич Первый: «другим путем».
Стал крупнейшим графиком московского андерграунда, подпольным
оформителем периодической рок-нелегальщины и самопальных
магнитоапьбомов первой рок-волны обеих русских столиц. Стал он и
типичным представителем «поколения вахтеров, котельщиков и
сторожей», отведав по легендарной той разнарядке все три
разновидности малоподключенности к Системе. Все три классические
возможности служить не прислуживаясь.
Товарищ в самом сером в районе пиджаке не раз вызывал Юрана на
беседу по душам. Предупреждал, убеждал псевдоним сменить — с
проамериканского «Юрай Хипов» на что-нибудь пролетарское. Юран
предложил: «Павлик Матроскин». За это его самый серый пиджак не
только из кабинета выгнал, но и поочередно со всех работ.
Особенно жалко, что из вахтеров: в двух шагах от дома сидел и
книжечки читал, дядя устроил в новостройках Минобороны.
В те же времена Хипов с приятелем «Черным Френчем», с которым
выпускал лучший по тем годам подпольный рок-журнал (третий — «Урлайт»,
первые два — «Зеркало» и «Ухо» — Лубянка раскопала и разогнала),
начал самых ярких тогдашних рокеров записывать. Кладя,
естественно, на барабаны полотенца, а на динамики — подушки,
чтобы соседи милицию не вызывали.
Ну и, само собой, подпольные концерты и фестивали рок-музыки
устраивали. Но и тут лбом на кремлевскую стену налетели, причем
после 85-го, вроде в новое время: легализованный
рок-бомонд Москвы накатал на них (за «Урлайт»
и фестивали) донос в высшие инстанции КПСС и государства. Что
обидно было — вроде свои, рок-деятели. А поди ж ты: дружба
побоку, табачок врозь.
Ум, честь и совесть нашей Самотеки Вот после той о них «телеги» — от перестроившихся низов на
перестроечные верхи — и высекалась от. удара об ту же старую
жизнь, только слегка перекрашенную, идея своей партии. Такой же,
как эта жизнь. То есть такой и не такой одновременно. На
игривом, клишированном жаргоне Большого Совка: «И в шутку, и
всерьез». И пошло-поехало: шутовской герб, шизоидные лозунги,
карнавальная клоунада у венерологического диспансера и духовые
ружья «боевиков»... Ваньковаляние.
В ЦК их человек семь, большинство — художники. Хотя есть и
бизнесмен — бывший философ с «красным дипломом» (поклялся бороду
свою марксистскую сбрить на следующий день после победы святого
самотеченского дела). А верховодит у них медик, точнее —
медбрат. Он — как живой ключ к разгадке целей партии. Настоящих
целей. Чем они занимаются? Спасают себя от безумия принимать
нашу сегодняшнюю жизнь всерьез. Тем, что нарисованностью своей
партии на холсте (благо, что большинство цэкистов — художники)
подчеркивают, моделируют для наших мозгов всю нарисованность,
невсамделишность, лицемерную надуманность и наглую лживость
российской жизни — от художественной до политической, от якобы
демократии до будто бы постмодернизма.
Что есть наша сегодняшняя демократия, как не пародия на оную?
Или что такое постмодернизм, как не пародия на мировое
предшествующее искусство? И то и другое мы слизнули, списали с
Запада, но там хоть с жиру бесятся, а мы?!. А мы, говорит нам
Партия независимости Самотеки, — от ужаса. Пародия на две
пародии? Жанр пессимистической трагедии!
На нынешней молодежной фене этот жанр жизни и деятельности
называется «стеб», «стебалово». А на коренном русском:
«штукарство».
Стебарство проявилось явнее всего в молодом искусстве 80-х
годов. Сначала до, а потом — во всю ширь Перестройки. Кто-то из
сочинителей и художников в ее срок «ноги сделал» за кордон.
Кто-то по-прежнему писал «в стол». А кишели на стезе
словесности, судя по печатным площадям и эфирам, в основном,
всех мастей стебари и стебарихи, плейбои и плейдевочки приемов,
украденных по большей части из могил обэриутских, дорого
оплаченных их хозяевами. На языке международного права это
зовется мародерством. Некоторое время стебари ходили в андерграунде (то есть в
полполье, непризнанные). Но вскоре были скуплены властью оптом и
мелким оптом. Штукари-псевдоноваторы оказались так выгодны
Системе, что она и поднесь их культивирует, ибо они, как
младенцы: много разговаривают, но ничего не говорят. Пускают
пузыри — занятные, но бессмысленные. За что и ценятся верхами.
Ведь смысл верхам традиционно поперек горла.
Когда же недавно государство совсем обанкротилось, то бывшие у
него на содержании штукари отискусства драпанули в бизнес. Где
тоже стебаются, ибо ничего другого делать не умеют. Кто продает
Вселенную в собственность далеким потомкам покупателей. Кто
учреждает Лигу поклонников личного бессмертия — с членскими
взносами. Иные основывают Институт спокойного сна и заказных
цветных сновидений. А некоторые «команды» организуют, со списком
«абонентов», куда не входят только что Юлий Цезарь, Наполеон
Бонапарт и «Битлз», — остальные собраны чичиковским манером с
бендеровской хваткой. А эти вот партию скликают...
Присутствуя на подпольных их заседаниях и вглядываясь в родные
лица моих младших товарищей по позднему детству и ранней юности,
я смекал, что наша с ними далекая отроческая пора была
обаятельно, щемя-ще смешной. Этакой длительной, хоть и
быстролетной, «Юмориной—60—70 —80». Красные, в чернильных
кляксах, галстуки... Сборы-кражи металлолома... Первомайские
«уди-уди» и парады... Трошин, Рашид Бейбутов и «примкнувший к
ним Шепилов»... «Албанское танго», гагаринс-кое «поехали»,
хрущевская «кузькина мать» и брежневское: «Дорохие товарищи
империалисты»...
Мы уловили, впитали игривость эпохи. Но чувствовалась в ней и не
слишком спрятанная, злая усмешка. Системы — над нами. Ее
самодовольный вездесущий хохоток. Мое поколение, например, чтобы
это садистское хихиканье перекрыть, пыталось орать, но нам
быстро звук убавили до сипящего шепота. А эти — помоложе —
научились хихикать сами. Только громче и злей Системы, поскольку
талантливей. И заглушили ее.
Счастливые... По крайней мере, в их лице Самотека уже свободна.
|
