СОДЕРЖАНИЕ ЖУРНАЛА "УРЛАЙТ"

 

В свое время замечательный автор Силя (из группы "Выход") назвал "Максима и Федора" Шинкарева "энциклопедией русской жизни". Тогда я счел это явным преувеличением. "Максим и Федор", конечно, очень жизненная книга, - подумал я, - но ведь она имеет отношение к жизни очень узкого круга ладей, и называть ее "энциклопедией" нельзя. А потом я стал вспоминать "Евгения Онегина", к которому первоначально относились эти слова (сказанные Белинским) и понял, что "круг", к которому относится пушкинский герой, отнюдь не шире, чем круг "Максима и Федора". Дело вовсе не в количестве людей, близких герою по духу, а в том, что именно через "Евгения Онегина" проходит некая "эволюционная нить", которая остается, когда почти все остальное умирает. То же самое относится и к "Максиму и Федору". Все наше "наследие" выпадет в осадок, а "Москва - Петушки" и "Максим и Федор" останутся.
Вопрос о том, можно ли называть лермонтовского Печорина "Героем нашего времени", в свое время тоже достаточно активно обсуждался. С одной стороны, таких, как Печорин, было очень мало; с другой стороны, многим он не нравился, поэтому слово "герой" часто вызывало раздражение у современников Лермонтова. Сейчас Лермонтов стал "классиком" и никого уже не волнует, был Печорин героем или нет. Но для меня Григорий Александрович Печорин - живой человек, и 150 лет, которые прошли с того времени, абсолютно не играют никакой роли. Он был и остается "Героем нашего времени". И когда Олег Даль в "Записках из дневника Печорина" читал "И скучно и грустно", он читал это от себя.
Я часто удивлялся, почему же никто из "наших" не описал этого героя таким, каким он стал сейчас. Если бы я умел писать, я писал бы именно про него, про моего любимого, желчного, "рефлексирующего" героя.
Но оказалось, что такой герой есть, только он появился в другой области и оказался не совсем "литературным" героем. Как -то я говорил про Майка Науменко и почему-то употребил слово "герой". Потом подумал про смысл, который я в данном случае вложил в это слово, - и понял: да это же он -Герой нашего времени.

И первоначально статья должна была называться именно так, в единственном числе - "Герой нашего времени".

Но, прочитав написанное, я понял, что, начиная говорить про Майка, я неизменно перехожу на Борю Гребенщикова и "Аквариум". Наверное, это естественно, ведь для меня и моих товарищей они были первыми и всегда как бы стояли рядом, и оба играли очень большую роль в нашей жизни. Поэтому я изменил название, несмотря на то, что при этом оно утрачивает тот смысл, который, как мне кажется, вкладывал в эти слова Лермонтов, и приобретает более традиционный оттенок.
В отличие от шинкаревских книжек, которые являются достаточно кривым зеркалом, отражающим нашу жизнь, майковские персонажи настолько конкретны, что я вполне однозначно воспринимаю их в качестве самого Майка. Так же как и Григорий Александрович Печорин у меня в голове как бы сливается с самим Лермонтовым. Хотя это не означает, что в действительности Лермонтов ничем не отличается от Печорина, а Майк - от своих персонажей.
И Шагин, и Шинкарев, и Гребенщиков, и многие другие люди, относящиеся к "нашему кругу" (да простят они меня за то, что я нагло пристраиваюсь к ним "в хвост") как бы стремятся поймать что-то на стороне или найти в себе что-то, от чего "небо становится ближе", а он оценивал себя таким, какой он есть.
"...горько обвиняет он себя в своих заблуждениях. В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы, тревожат его, мучат, и он в рефлексии ищет их разрешения: подсматривает каждое движение своего сердца, рассматривает каждую мысль свою. Он сделал из себя самый любопытный предмет своих наблюдений и, стараясь быть как можно искреннее в своей исповеди, не только откровенно признается в свих истинных недостатках, но еще и выдумывает небывалые или ложно истолковывает самые естественные свои движения." Белинский сказал это про Печорина, но я думаю, что эти слова вполне можно отнести и к Майку.

И "Иванов", и "Электрический пес", и "Пепел", и "Пригородный блюз", и "Странные дни", и "Ода ванной комнате", и многое другое явно написано в одной компании и, может быть, за одним столом. Ни в одной из этих вещей нет никакого вранья, и за всем этим стоят ощущения примерно одного порядка, но написаны эти песни, не знаю уж, как это сказать, то ли при разном освещении, то ли еще как-то.
Боря смотрит на все это несколько "томным" взглядом и вроде бы временами и не одобряет, а осуждает; но те, на кого глядит "электрический пес", все равно, смотрятся довольно мило, а Иванов просто-таки очень приятный человек (и на самом деле это так и есть, несмотря на то, что это примерно тот же самый герой, что и в "Пригородном блюзе"). Я никоим образом не хочу сказать, что это плохо. Это, наоборот, хорошо, и дай Бог, чтобы Боря хотя бы немножко "приблизился к небу" (и приблизил к нему нас) при помощи своих песен. Я очень люблю и его, и почти все, что он сделал.
Но вот я смотрю телемост "Ленинград -Лондон" и слышу, как Курехин предлагает объединить нашу духовность с их техническим потенциалом (никаких претензий к Курехину у меня нет, он, наверное, прекрасно все понимает). При этом их "технический потенциал" представляют Ино, Гэбриэл и прочие совершенно нормальные люди, а в качестве "нашей духовности" сидят Липницкий и Троицкий и мечут понты. Мне, конечно, ужасно неприятно наблюдать это зрелище, ну да Бог с ними, хотят метать - пусть мечут. Но рядом с ними сидит Боря и смотрит в объектив как Нарцисс в воду. И мне хочется сказать ему: Боря, встряхнись, что ты делаешь? Ведь мы же "пили эту чистую воду". Снежная Королева околдовала тебя - и ты обо всем забыл. Представь себе, что рядом с тобой сидят не Липницкий с Троицким, а Митя Шагин с компанией...

Я бы не стал уделять особого внимания этому телемосту, но Гребенщиков - автор настоящий и его песни - это он сам, поэтому все его "заходы" присутствуют и в песнях, хотя там они и не так заметны. Правда, при этом не исключено, что эта "поза Нарцисса" является всего лишь защитной реакцией на публику.
В ноябре я снова увидел его на телеэкране. Это была премьера "Красной розы..." в ДК МЭЛЗа. То, что пел "Аквариум", мне понравилось, но выглядело это ужасно. Я хорошо понимаю Марка Захарова, который имел весьма кислую физиономию, наблюдая все это безобразие в своей собственной передаче. Может быть, Боря прав и Сергей Соловьев действительно приятный человек, но все, к чему он прикасается, оказывается испохабленным, все родное и близкое становится обычной дешевкой. За каким, извиняюсь, ..ем он схватил балалайку (или мандолину) и полез на сцену? А тут еще Абдулов с инвалидной коляской, какие-то собаки дорогостоящие бегают, какие-то девочки в тельняшках прыгают ("митьки", .. твою ....). Правда, если я не ошибаюсь, Боре это тоже очень не нравилось, но, как говорил один мой знакомый, "если человек пить не хочет, в него и насосом не закачаешь". Это была самая настоящая профанация, которая в данном случае кажется еще более противоестественным явлением, поскольку подавляюцее большинство авторов занимается профанацией самостоятельно, без посторонней помощи, а к Боре это как раз не относится (хотя при том, что песни у него часто носят достаточно патетический характер, это вообще очень сложно). С "душевным содержанием" песен у него действительно все в порядке, поэтому тем более обидно то, что он вписывается в подобные "попрыгунчики".

В интервью, которое было напечатано в предыдущем номере "Урлайта", Боря высказал множество мыслей, которые мне очень близки, и я восхищаюсь тем, как замечательно они выражены. Тем не менее, некоторые вещи, которые он произносит, вызывают у меня смешанное чувство раздражения и жалости к тому, кто их высказывает.
"Просто я нашел для себя ключ: если не трогать этого говна (политики и денег), то есть жить, как мы жили раньше, все становится точно на свои места...

Не было никакой опасности.

- Ну что значит не было, когда Романов девять месяцев сидел в тюрьме?

- Так вопрос в том, что, если все это раскопать... Не было ли у него какой-то завязки с властью или деньгами? Как только есть, за что схватить человека - все."

Действительно, если человек занимается тем, что для него естественно, и не трогает того, что ему противно, многое "становится точно на свои места". Например для Соловьева естественно заниматься коммерцией - он ею и занимается. И все нормально, все на своих местах. Мне не нравится то, что он занимается профанацией, но ничью жизнь он не заедает (и даже наоборот, некоторым помогает), так что я вполне признаю его право делать то, что ему нравится делать. Ключ не в политике и деньгах, а в естественности поведения.
И в "Аквариуме" финансовые проблемы тоже существуют, только их, в основном, решает Миша Файнштейн-Васильев, причем, ведет он себя при этом довольно-таки жестко. И Гребенщиков, если и не знает, то, по крайней мере, догадывается об этом. Поэтому иногда его слова (в контексте всего интервью) звучат как оправдание. Оправдываться ему не за что, он - замечательный автор и вполне имеет право вести себя так, как это для него естественно, но то, что здесь "имеет место быть" некоторый самообман, мне очень неприятно. (Интересно, что бы он сказал, если бы Соловьева и Файн-штейна посадили за "завязку с деньгами"? "Не может быть" или "сами виноваты"?)

Мне кажется, что, очень глубоко вникая в то, что происходит "с той стороны зеркального стекла", Боря иногда перестает видеть лица окружающих его людей, поэтому он и путает "Божий дар с яичницей". Я не могу сказать, что это плохо. Может быть, без этого он не увидел бы того, что ему удается увидеть, но мне все это неприятно.
Для меня "время" тоже понятие достаточно эфемерное, но, по-моему, это должно выражаться в том, что давно умершие "классики" остаются такими же живыми людьми, как и мои друзья, а не в том, что лица всех (или почти всех) окружающих превращаются в пятна и растворяются в какой-то вечной идее.
Боря совершенно справедливо сказал, что "Россия - отчаянно любимая страна, которой отчаянно не хватает любви по мелочам", но, по-моему, для того, чтобы проявить эту "любовь по мелочам" надо хотя бы как-то чувствовать каждого конкретного человека, к которому ты собираешься проявить эту любовь. Я тоже люблю переводить старушек через улицы и одалживать товарищам червонцы (когда они есть). И это доставляет мне удовольствие, и я уверен, что при этом я прав, а те, кто не делает этого, неправы, но это всего лишь простой способ самоублажения (хорошо описанный у Альбера Камю в повести "Падение"). И такая "любовь по мелочам" происходит, в основном, не от доброты и не от любви, а от способности более-менее точно просчитывать свои собственные ощущения.
"Политическая деятельность" действительно намного чаще приносит вред, чем пользу и заниматься ей нужно крайне осторожно, но я думаю, что Ельцина от Сахарова Боря не отличает не потому, что уверен в том, что они занимаются "грязным делом", а потому, что он не особо-то и думал на эту тему, заранее зная, что ему "слабо" оказаться в положении Сахарова, что он не пойдет на крест ради "любви по мелочам", которую он проповедует. Слабость - это тоже сила (по крайней мере, слабому часто удается то, что не удается сильному), но не надо чересчур умиляться на свою слабость. Любовь по мелочам - это безусловно необходимое, но явно недостаточное условие. Ключ, который нашел Боря, это его собственный ключ. Он совершенно правильно его обозначает, но легкий оттенок презрения по отношению к тем, для кого этот ключ не подходит, сквозящий в его словах, по-моему, совершенно неуместен.

У Боба Марли есть видеоклип "Love On". Ничего особенного в нем нет, но от него почему-то исходит какое-то очень сильное ощущение братства и вообще чего-то очень хорошего. Я посмотрел этот видеоклип и подумал: вот какие песни я хотел бы услышать у нас в СССР. Но у нас таких песен, по-моему, нет. Из всего, что я слышал, самое близкое к "Love On" по настроению -это аквариумовский "Вавилон" (Гребенщиков действительно любит и чувствует Боба Марли, поэтому у них достаточно много точек соприкосновения). И я смутно надеялся, что, может быть, Боря когда-нибудь напишет нечто, несущее в себе то же самое. Но для этого нужно видеть лица, а не только то, что происходит в "Зазеркалье".

Моя бабушка говорила, что про людей надо говорить только хорошее, потому что плохое и без нас найдется, кому сказать, а я почему-то делаю наоборот и говорю одно плохое про то, что мне, на самом деле очень нравится. Но я считаю, что есть два случая, когда не следует держать "фигу в кармане": если речь идет о ком-то совсем гнусном и если ты имеешь дело с очень близкими людьми. Борю я как раз считаю очень близким человеком (без претензии на взаимность), поэтому и позволяю себе подобные выпады. Кроме того, его песни неизмеримо выше всего того хорошего, что я могу про них сказать, поэтому хвалить их я могу только "в общем", а "в частности"...

(Но и при этом в обоих случаях следует соблюдать принцип "лежачего не бьют".)

...пусть каждый слушает сам.

 

Майк Науменко тоже в основном смотрит в зеркало. Но у него с ним несколько "другие отношения": "И зеркало, твой лучший друг, плюнет тебе в глаза..."

Я иногда задавался вопросом: почему Майка в свое время с такой силой гоняли? Ведь он был одним из самых одиозных и самых гонимых авторов. А при этом никакой "социальности" в его песнях нет. Он, наверное, единственный, кто вообще не реагирует на "общество" и все, что с ним связано. В жизни майковских персонажей как будто не существует ни Советской власти, ни КПСС, ни ВЛКСМ, ни всего остального из этой области. Конечно, он, как и все остальные, что-то думает по этому поводу, но я думаю, что написание песен - это не планируемый процесс, то есть нельзя захотеть написать нечто на такую-то тему и получить что-то достойное; достойное рождается само по себе. А в сознании Майка советское государство занимает, может быть, чуть побольше места, чем самодержавие в сознании Печорина (который, по-моему, ни разу не высказывается на эту тему), поэтому "социальные" песни у Майка просто не рождаются.
Я думаю, что профанация различных святых понятий нигде не достигала таких масштабов, как в нашей стране [см. примечание в конце]. Поэтому в головах многих советских людей, а тем более, чиновников, произошло некое раздвоение: с одной стороны нечто сладкое - любовь к Родине, просто "любовь", светлое будущее, цель жизни, работа на благо... и т. д.; а с другой стороны нечто простое-кухонное - бабы, водка, шмотье и все прочее. С одной стороны, вроде бы и то, и другое является жизнью, а с другой стороны, вроде бы и то, и другое -игра. Эта профанация всего святого выработала в головах советских служащих определенный иммунитет. По крайней мере, иначе я не могу объяснить, почему масса знакомых мне людей в "годы застоя" действительно с интересом читала советскую прессу и смотрела телевизор, и никого из них при этом не тошнило.

Я думаю, что советский чиновник мог возмущаться "социальными" текстами Шевчука или "Облачного Края" (и мог применить к ним любые "меры воздействия"), но про себя вполне понимал авторов как людей. Он мог негодовать по поводу "ДК", но в то же время внешне все это очень напоминало родной и близкий сердцу, кухонный "блатняк". И даже Гребенщиков, несмотря на то, что он явно "не наш человек", все-таки ищет что-то, стремится к чему-то, то есть что-то "святое" в нем все-таки есть. А у Майка ничего этого нет. Это просто ублюдок, распевающий гнусным голосом про свою ублюдочность. И в голове у него нет ничего "святого", а только одно говно. И вообще непонятно, чем он живет, и где он родился, где воспитывался, и почему при этом такой наглый и уверенный. (В свое время кто-то сказал Мандельштамму [могу переврать текст]: "Вот Пастернак - тоже не наш человек, но нам с ним намного легче." Я думаю, что примерно так же чиновники должны были расценивать и Гребенщикова с Майком.)

Майк немало огреб за свою "лишность", но все равно остался таким-же, и, наверное, единственное, что хотя бы как-то указывает на то, где находится "белая полоса", на которой он сидит, это различные атрибуты нищеты и чисто советские привычки всплывающие в его песнях.
Боря Гребенщиков опять-же правильно сказал, что и Вертинский, и "Beatles" "были одинаково далеки от советского общества начала 60-х годов. Поэтому я с энтузиазмом принял и то, и другое." А ведь Майк от "совка" намного дальше. И "Beatles", и Вертинского можно хотя бы как-то "понять" или уж, по крайней мере, "простить". А вот Майк - совсем чужой, и простить его нельзя, потому что... Потому что он - "Герой нашего времени", и "совок" в данном случае просто будит и активизирует в чиновнике (да и в простом обывателе) все то, что в нем и так есть.

"Вы предаете его анафеме не за пороки, - в вас их больше и в вас они чернее и позорнее, - но за ту смелую свободу, за ту желчную откровенность, с которой он говорит о них. Вы позволяете человеку делать все, что ему угодно, быть всем, чем он хочет, вы охотно прощаете ему и безумие, и низость, и разврат, но, как пошлину за право торговли, требуете от него моральных сентенций о том, как должен человек думать и действовать, и как он в самом-то деле и не думает, и не действует... Да, в этом человеке есть сила духа и могущество воли, которых в вас нет; в самых пороках его проблескивает что-то великое, как молния в черных тучах, и он прекрасен, полон поэзии даже в те минуты, когда человеческое чувство восстает на него..." - мне кажется, что в данном случае эти слова Белинского опять-таки вполне уместны.
Майк написал не так много песен, но даже к тому моменту, когда был сыгран концерт "Зоопарка" в ДК "Москворечье" (в 1982 году), его великий роман уже был, в основ-ном написан, a "LV", "Уездный город Н." и "Белая полоса" завершили его. Может быть, "Уездный город Н." и "Белая полоса" уже не •самые яркие главы в этом романе, но, например, без "Вперед, Бодхисатва" и "Бути-вуги каждый день" он был бы все-таки неполным.
"Буги-вуги каждый день" - вообще странная песня, которая, казалось бы, ничего такого в себе не содержит. И тем не менее, когда мы ходили на концерт "Ноля" и дядя Федор вдруг заиграл на баяне "Варшавянку" и вместо "Вихри враждебные веют над нами..." запел "Субботний вечер - и вот опять...", меня и моих не очень трезвых дружков как будто пружиной с места подбросило, и мы орали и размахивали руками непонятно почему. Для себя, когда я пытаюсь все это рационализировать, я думаю, что для нас слово "борьба" давно уже превратилось в гнусную карикатуру, и главной "боевой" задачей было не ассимилироваться, не смешаться с общим потоком дерьма, хотя бы немножко остаться самим собой. "Самим собой? Это сложно, но это возможно..."

У Майка все это есть. В том числе и в "Буги-вуги каждый день", хотя никаких.прямых слов на эту тему там, конечно, нет. И дядя Федор все это выловил и тем нас порадовал.
Из "Буги-вуги каждый день" можно "выловить" и многое другое (гнусное слово "выловить", но лучше не получается).
У Марка Волана ("T. Rex") на пластинке "Dandy In The Underworld" есть песня "Love То Boogie":

Love To Boogie
A cross between Ramon
Navarro and Marlene Dietrich

"Belinda Mae Fenders got a Cadillac bone,
Jenny lost her cherry walking all the way home,
The passions of the Earth blasted her mind,
Now she's neat sweet ready for the moon base grind.

You rattlesnake out with your tailfeathers high,
Jitterbug left and smile to the sky,
With your black velvet cape and you stovepipe hat,
Be-bop baby the dance is where it's at.

I love to Boogie on a Saturday night."

Говорят, что Марк Болан - второй по читаемости поэт Англии после лорда Байрона, и нормально перевести эти девять строчек на русский язык невозможно - все потеряется. Но на русском языке есть две песни, которые с ней очень сильно перекликаются: "Буги-вуги каждый день" Майка и "Досуги-буги" Пети Мамонова:

Буги-вуги каждый день
"Субботний вечер - и вот опять
Я собираюсь пойти потанцевать.
Я надеваю штиблеты и галстук-шнурок,
Я запираю свою дверь на висячий замок.
На улице стоит ужасная жара,
Но я буду танцевать буги-вуги до утра,
Ведь я люблю буги-вуги,
Я танцую буги-вуги каждый день.

Но тут что-то не так, сегодня я одинок -
И вот я совершаю телефонный звонок.
Я звоню тебе, я говорю тебе: Привет!
Я не видел тебя сорок тысяч лет,
И если ты не знаешь, чем вечер занять,
То почему бы нам с тобой не пойти потанцевать,
Ведь ты же любишь буги-вуги,
Ты танцуешь буги-вуги каждый день.

В дискотеке темно, мерцают огни,
Танцуем мы и танцуют они.
И если ты устала, то присядь, но ненадолго,
В сиденье на скамейке, право, нету толка.
Новую пластинку ставит ставит диск-жокей,
Я приглашаю тебя потанцевать: хэй, хэй!
Мы любим буги-вуги,
Мы танцуем буги-вуги каждый день."

 

Досуги-буги
"Я уволился с работы, потому что я устал.
Я совсем не пью вина, я хожу в спортивный зал.
Ночью я лежу - читаю, когда все рабочие спят,
Ночью я кроссворд решаю, и я этому так рад,
Ну и на досуге я танцую буги,
На своем досуге я танцую буги,
Танец буги.

Я перестал ругаться матом, папирос я не курю.
Я купил фотоаппарат - и с ним по городу хожу.
Ночью я лежу, мечтаю, у меня есть одна мечта:
Чтоб всю жизнь под ногтями оставалась чистота.
Ну и на досуге в чистоте станцую буги,
На своем досуге в чистоте станцую буги,
Танец буги.

У меня совсем нет денег - не поеду я к жене.
В голове моей идеи, я гуляю по траве.
Ночью дверь я открываю, знаю - меня здесь не ждет никто,
И никто не отругает, если я продам пальто.
Ну и на досуге без пальто станцую буги,
На своем досуге без пальто станцую буги,
Танец буги.

Перестал я даже бриться, но щетина не растет.
Стал я чистым, чистым, чистым с той поры, как взял расчет.
И никто мне не мешает, нету у меня друзей.
Жаль, что мне не разрешают поселиться жить в музей.
Там бы на досуге танцевал я буги,
Плясал бы на досуге я с чучел

Эти песни ни в коем случае не являются ни переводом, ни плагиатом с Марка Болана (Мамонов вообще вряд ли как-то имел в виду "Love To Boogie"). Просто три достаточно разных человека посмотрели на какую-то определенную сторону жизни и описали ее. Болан как бы смотрит на это и грустно улыбается. И стихи у него получаются исключительно красивые, изящные и "мягкие".
Майк, как всегда, сам встает на место героя, и, как всегда, не очень его жалует, поэтому и песня получается существенно более жесткой, уже без всякой улыбки, хотя в изяществе ей тоже отказать нельзя.
А у Мамонова эта улыбочка возвращается, но превращается уже не непосредственно в улыбку, а в оскал. И здесь уже выплывает что-то пушкинско-гоголевское - маленький трагический герой, полностью раздавленный жизнью. Но это уже нечто из совсем другой оперы.

Иногда я слышал идеи о том, что "Чистая Вода" Гребенщикова - это плагиат с "When the music's over" Моррисона. По-моему, это совершенно неверно. "Чистая вода" - это замечательная и совершенно самостоятельная вещь, но это песня-воспоминание о Моррисоне и о себе. А в "Буги-вуги каждый день" Майк не вспоминает о Болане, а просто с его подачи, не скрывая этого, смотрит на тот же самый предмет.
В области музыки, пения и т.д. мало кто из авторов долго сохраняет свою первоначальную способность к творчеству. С годами восприятие притупляется, сил становится меньше, и какая-то пелена усталости ложится на все, что делает человек. В этой усталости, наверное, уже меньше того отчаяния, которое, например, присутствует в "Пригородном блюзе", но она как бы похожа на туман, который присутствует везде и сковывает движения.
Это касается и Гребенщикова, и Майка, и Питера Гэбриэла, и Дэвида Боуи, и Игги Попа, и многих, многих других.
И этот "наш круг", который не творит, но, в принципе, живет тем же самым, тоже постепенно выпадает в осадок. Мы движемся в некоем полусне, ходим на работу, более или менее лениво шевелимся до вечера и т.д. И мало что способно вызвать в нас оживление, кроме водки, которая еще дает нам возможность увидеть какие-то очертания и услышать какие-то звуки в этом тумане.
Я думаю, что, для Бори Гребенщикова тоже не особо принципиально то, что он ездит в Америку, выступает по ТВ и т.д., потому что и он, и Майк, который сейчас играет почти что "на автопилоте", уже давно живут в том же самом полусне.
Но в то же время я знаю, что в крайнем случае многих из нас можно подвинуть на какие-то действия, и, если это случается, то сломать кого-то из моих "лишних" товарищей так же трудно, как заставить Печорина делать то, чего он делать не хочет, или подвинуть Майка на написание чего-то более "достойного".
Тем, кто хочет что-то взять от жизни и от окружающих, бывает достаточно тяжело иметь дело с теми, кому почти нечего терять и нечего приобретать.
Может быть, нехорошо так говорить, но у меня есть некая "вторая Библия". Это "Lord of the rings" Толкиена. И периодически то, что я думаю, ложится на какие-то сюжеты из этой книги. Так вот там есть такой момент, когда темные силы побеждают и уже не остается никакой надежды, но Ара-горн идет "дорогой мертвых" и зовет мертвых. И мертвые идут за ним, и появляются там, где уже нельзя ничего сделать - и темные силы бегут...
Поэтому я надеюсь, что, если сказка снова станет былью и "все огни погаснут", то у нас хватит сил, чтобы сыграть свою роль и помочь "живым" остаться живыми.

Примечание к "профанации всего святого", непосредственно не связанное с основным содержанием:

Отвечая на вопрос о том, что он думает по поводу переоценки журналом "Rolling Stone" и прочими представителями "истеблишмента" роли Sex Pistols в истории рок-музыки, Джон Лайдон сказал:
"Все это - прошлое. Сейчас моя первая группа вполне безопасна... Sex Pistols - это модно и доступно. Это означает, что эти люди не могут принять настоящего и не намерены думать о будущем. Все это ужасная глупость... То, что люди, как им кажется, знают о моей первой группе, - все это вранье и мусор. Все это миф, а плебеям, идиотам, бездарным людям, живущим в чужой тени, так легко и удобно поверить во все это дерьмо."
Может быть, он сказал это слишком резко, но человек действительно слаб и ему свойственно "канонизировать" то, что уже отходит в прошлое. Причем, эта канонизация всегда приводит к профанации того, чего она касается и живое становится мертвым (или полумертвым).
В этом смысле очень характерным примером является судьба стихов Пушкина. Я думаю, что Александр Сергеевич повеселился бы от души, если бы прочел, например, то, что про него написано в школьном учебнике литературы.
Когда я услышал, как поэт Андрей Туркин читает "Я вас любил", я очень удивился. Он читает этот стих тоном скандалиста, и тот же текст приобретает совершенно противоположный смысл. Сначала я подумал: неужели великий поэт допустил лажу и, написав прекрасные по форме стихи, ничего в них не вложил, а просто "подделал" "высокие чувства"? Но кто сказал, что там вообще есть какие-то претензии на "высокие чувства"? Пушкин? Конечно нет, это учительница сказала, а у Пушкина, только по официальным данным, количество дам, к которым он успешно "подбивал клинья", превышает сотню. И каждую "так пламенно, так нежно"? Он написал именно то, что хотел, а унылые потомки, для которых он уже перестал быть живым, приписали ему "высокие чувства" там, где великий поэт просто игрался.
Еще более карикатурна мысль о том, что декабристы не принимали Пушкина в свое общество, оберегая его талант. В воспоминаниях Ивана Пущина совершенно ясно сказано, что декабристы не доверяли Пушкину, опасаясь, что такой легкомысленный человек, как он, вполне может ненароком загубить все дело. Конечно, людям, которым нравится образ "великого поэта", не очень приятно признавать то, что великий поэт по характеру был редкостным раздолбаем, но Иван Пущин любил Пушкина таким, какой он есть и совершенно не боялся его "очернить", а большинству (а уж тем более тоталитарному режиму) нужен не поэт, а тень "великого поэта".

"Однажды в присутствии Иосифа Виссарионовича зашел разговор о Пушкине. Буденный сказал: "После Сталина мне стал понятнее Пушкин." Посмотрел Сталин на него внимательно, устало улыбнулся и отвечает: "Но и Сталина без Пушкина не понять".

Это один из "двадцати рассказов о Сталине" Дмитрия Александровича Пригова (часть цикла "COВ'Ы, частично опубликованного в прошлом номере "Урлайта"). Может быть, я не совсем к месту привожу этот рассказ, но, по-моему, образы "великого поэта" и "великого вождя", живущие в наших головах, явно перекликаются. Конечно, невозможно бездумно и бесчувственно воспринимать слова одного "великого" и в то же время чувствовать то, что пытался тебе передать другой. Поэтому в том, что в одно и то же время в газетах славят вождей, а в школе проходят "великих русских поэтов" и читают "Бориса Годунова" и "Смерть поэта", нет ничего удивительного, хотя, если бы автор дожил до соответствующего времени, его слова воспринимались бы совсем по-другому.
"А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
          Таитесь вы под сению закона,
          Пред вами суд и правда - все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!..

По-моему, и семьдесят лет назад, и сейчас это звучит вполне современно и даже более того, своевременно.
Когда кто-нибудь ругает Ерофеева, Шинкарева, Майка и других наших современников, не успевших стать "классиками" и при этом приводит в пример Пушкина и Лермонтова (или, например, Бетховена и Чайковского), я всегда с большим недоверием отношусь к таким речам. Конечно, можно "не въехать" в то, что делает отдельный автор, но, если человек в принципе неспособен почувствовать то, что еще совсем не искажено и живет само по себе, то, значит, и "классик" в его сознании существует в деформированном виде; это уже не живой человек, а его тень. И, как ни грубо звучат слова Джона Лайдона, но в них есть немалая доля истины.

Михаил Науменко

Странные дни

Странные дни отыскали меня,
Странные дни принесли с собой странные ночи
                                                            и запах огня.
Кто был прав, кто - виноват?
Кто запер Рай и спустился в Ад?
Кто, кто, кто поставил мне детский мат
                                                в эти странные дни?

Странные дни пришли как туман,
Странные дни подарили мне горькую правду
                                                      и сладкий обман.
Кто превратил твою воду в вино?
Кто вышиб дверь и вышел в окно?
Кто, кто, кто? Не все ли равно,
                                                      странные дни.

Зачем ты считаешь, кто сколько взял,
Кто сколько выиграл, кто все проиграл,
Кто взял все и ничего не отдал
                                                в эти странные дни.

Странные ночи и странные дни.
Тусклые будни мерцают как яростный праздник,
                                                    как странные сны.
Нет сил, чтобы думать, нет сил, чтобы петь.
Я прожил жизнь, я попался в сеть,
И я уже не боюсь умереть
                                             в эти странные дни.

***************

Ода ванной комнате

Ванная - это место,
                     где можно остаться совсем одному
Сбросить груз забот,
                     растворить их в воде
Дверь заперта -
                     и сюда не войти уже никому
Ты, наконец, один,
                     совсем один в этой белой пустоте

Ванная - это такое место,
                     где можно раздеться совсем донага
Вместе со своей улыбкой
                     сбросить страх и честь
И зеркало, твой лучший друг,
                     плюнет тебе в глаза
Но вода все простит
                     и примет тебя таким, как ты есть

О Боже, как хочется быть кем-то!
             Миллионером, рок-звездой
Святым, пророком, сумасшедшим
             Или хотя бы самим собой

Самим собой? Это сложно.
             Но это возможно... лишь только здесь

Ванная - это место,
                     Где так легко проникнуть в суть вещей
Поверить, что ты знаешь,
                     Где правда, а где ложь
А главное, никто не видит,
                     Чем ты занят здесь
То ли режешь вены,
                     То ли просто блюешь

О, ванная комната, пою тебе хвалу
За простоту, за чистоту, за мыло и за душ
За всепрощение, за воскрешение, за очищение 
                                                            наших душ

***************

* * *

Я проснулся днем, одетым, в кресле
В своей каморке средь знакомых стен
Я ждал тебя - интересно где
Ты провела эту ночь, моя сладкая Н.?

И кое-как я умылся и почистил зубы
И, подумав, я решил, что бриться мне лень
Я вышел и пошел, куда глядели глаза
Благо, было светло, благо, был уже день

И на мосту я встретил человека
И он сказал мне, что он знает меня
И у него был рубль, и у меня четыре
В связи с этим мы взяли три бутылки вина
                                                    "Арбатского"

И он привел меня в престранные гости
Там все сидели за накрытым столом
Там пили портвейн, там играли в кости
Танцевали так, что трясся весь дом

И кто-то, как всегда, нес мне чушь о тарелках
Кто-то, как всегда, проповедовал дэен
А я сидел в углу и думал: с кем и где
Ты провела эту ночь, моя сладкая Н.?

Не принимая участия в общем веселье
Я забился в кресло и потягивал ром
А люди приходили и опять уходили
И опять посылали гонцов в гастроном

И дамы были довольно любезны
И одна из них пыталась захватить меня в плен
А я молчал в углу и думу думал: с кем и где
Ты провела эту ночь, моя сладкая Н.?

И я был зол на себя, и я был зол на вечер
И, к тому же, с трудом отыскал свой сапог
И, хотя меня так просили остаться
Я решил уйти, хотя остаться мог

И когда я вернулся домой, ты спала
Но я не стал тебя будить и устраивать сцен
Я подумал: так ли это важно, с кем и где
Ты провела эту ночь, моя сладкая Н.?

***************

Пригородный блюз

Я сижу в сортире и читаю "Rolling Stone"
Венечка на кухне разливает самогон
Вера спит на чердаке, хотя орет магнитофон
Ее давно пора будить, но это будет моветон
Дождь идет второй день
Нужно спать, но спать лень
Хочется курить, но не осталось папирос
Я боюсь спать, наверное, я трус
Денег нет, зато есть пригородный блюз

Какая-то мадам звонит мне третий раз
От нее меня тошнит, тошнит уже не первый час
Я говорю ей: ненавижу, не люблю и не хочу
Я говори меня, здесь нет, я давно ушел к врачу
Разбиваю телефон, иду пить самогон
Хочется курить, но не осталось папирос
Я боюсь пить, наверное, я трус
Денег нет, зато есть пригородный блюз

Часы пробили ровно одиннадцать часов
Венечка взял сумку с тарой и без лишних слов
Надел мой старый макинтош - и тотчас был таков
Вера слезла с чердака, чтоб сварить нам плов
Двадцать лет, как бред, двадцать бед - один ответ
Хочется курить, но не осталось папирос
Я боюсь жить, наверное, я трус
Денег нет, зато есть пригородный блюз
Я боюсь думать
Я боюсь спать
Я боюсь пить
Я боюсь жить
Наверное, я трус - ну и что же -
Денег нет, зато есть пригородный блюз

***************

Ночной гость

Сегодня ночью где-то около трех часов
Я поймал на себе чей-то взгляд
Я оглянулся - и в зеркале увидел его
Я знал его много лет назад

Мы уставились с ним друг на друга
Я не знал, кто он, он не знал, кто я
Я улыбнулся ему, он улыбнулся в ответ
И я решил, что мы с ним друзья

Но я не знал, что ему нужно
И я не знал, о чем с ним говорить
Я сказал: прости, уже поздно
Но он не хотел уходить

И я заглянул ему в глаза
Но ничего не увидел в них
Мне стало страшно: я никогда
Не видел глаз настолько чужих

Он смотрел на меня с упреком
Он смотрел на меня, как судья
Я не мог оторвать свой взгляд
Я не знал, где он, я не знал, где я

И я подумал: если он пришел сегодня
То завтра он вернется опять
И я разбил это зеркало ко всем чертям
И с чистой душой лег спать

***************

6 утра

Серый туман и дождь
Светает, шесть утра
Вот и наступило то самое завтра
О котором я что-то слышал вчера

И звезды на небе гаснут
И звезда рок-н-ролла ложатся спать
А я - я возвращаюсь домой
Всю ночь резвились опять

И восприятие очень обострено
Все любопытно, все не просто так
Я смотрю на себя и я смотрю вокруг
И в голове царит сплошной бардак

И люди спешат к метро:
Кому работать, кому служить
Кому на учебу, кому в дорогу
А мне - мне некуда спешить

О, город - это забавное место
Он похож на цирк, он похож на зоопарк
Здесь свои шуты и свои святые
Свои Оскары Уайлды, свои Жанны Д'Арк

Здесь свои негодяи и свои герои
Здесь обычные люди - и их большинство
Я люблю их всех - нет, ну скажем, почти всех -
Но я хочу, чтобы всем им было хорошо

Серый туман и дождь
Светает, шесть утра
Вот и наступило то самое завтра
О котором я что-то слышал вчера

***************

21-й дубль

Ты проснулся днем, ты не знаешь, зачем
Шум за окном - вестник перемен
Ты говоришь сам себе: мой мальчик, как дела?
Ты берешь стакан воды с грязного стола

Я думал, что ты коронованный принц
Я думал, ты знаешь все
Но взгляни на себя: ты разбит с утра
Тебе нужно побриться и сделать кое-что еще

Все верно, вот, до чего ты дошел
Вот, до чего дошло
И это был такой долгий путь
И это был такой странный путь

Нет горячей воды, на дворе мороз
На улицу страшно высунуть нос
Нет, дело вовсе не в грязном стекле
Ты просто видишь все испачканным в золе

Намыль подбородок, встань в красивую позу
Смотри: ты чем-то сродни Деду Морозу
Аплодисмент заслужен, но от кого его ждать
Кстати, не забудь застелить кровать

Я думал, ты стайер, ты бежал вперед
Но ты сбился с пути - и второе дыханье уже не придет
В зеркале процессия: идут, не спеша
Спроси: кого хоронят - ответят: тебя!

Все верно, вот, до чего ты дошел
Вот, до чего дошло
И это был такой долгий путь
И это был такой странный путь

Ты помнишь, когда ты был юн
Ты думал, что ты всегда будешь таким
Ты бродил по лесам, ты смеялся и пел
Ты помнишь, что это такое, быть молодым?

И, где бы ты ни был, твоя любовь была с тобой всегда
И ты был влюблен, я помню, ты был влюблен
Но, ах, как быстро текут года
Все это прошло, растворилось, как дым
Ты помнишь, что это такое, быть молодым?

Ты сжимаешь кулаки, кровь стучит в висках
И вены, как мосты, встают на руках
В крови бьется тигром адреналин
Ты помнишь, что это такое, быть молодым?

Все верно, вот, до чего ты дошел
Вот, до чего дошло
И это был такой долгий путь
И это был такой странный путь

Ты можешь пойти, позвонить друзьям
Сходить в кино, встретить милых дам
Нетрудно уйти от печальных проблем
Столько вариантов, неиспользованных схем

Пожалуйся Богу, но что это даст?
Напейся опять, продолжи свой фарс
Остался рубль до получки и пять тысяч мечтаний
Но нет, на сегодня довольно терзаний

Дед Мороз у зеркала с бритвой в руке
Но чей это голос там, вдалеке?

На сегодня довольно, - говорит режиссер
Дубль удался, свободны все
Завтра приступим к съемке
Сцены номер семь

***************

Старые раны

Я привык к тому, что всю жизнь мне везло
Но я поставил на двойку, а вышел зеро
И вот самоубийца берется за перо
                                      и пишет

Скрип пера по бумаге, как предсмертный хрип
Мой брат был героем, но он тоже погиб
И я кричу, но ты не слышишь мой крик
                                      и никто не услышит

Я встаю и подхожу к открытому окну
Призывая тем самым весь мир на войну
Я взрываю мосты, но я никак не пойму,
                                      кто их строил

И последний автобус ушел уже давно
И денег на такси у меня нет все равно
И я видел все это когда-то в кино
                                      и все равно я расстроен

Но не пугайся, если вдруг
Ты услышишь ночью странный звук
Все в порядке,
             просто у меня открылись старые раны

Но я пишу стихи всю ночь напролет
Зная наперед, что их никто не прочтет
Зачем ждать рассвета? Рассвет не придет
                                      Кому он нужен?

Как странно ползет на стену стена
Слава Богу, осталась бутылка вина
И я посредине всех этих стен, но я сам виноват
                                      и, к тому же, простужен

И даже тишина звенит в моих ушах
И стрелки почему-то застряли в часах
И дым в глазах, и цепь на руках
                                      и нечего есть

Но все будет так, как оно быть должно
Все будет так, другого не дано
И все же как бы я хотел, чтобы ты была здесь

Но на завтра ожидается мрачный прогноз
К тому же я остался без папирос
И в каждой клетке нервов горит свой вопрос
                                       но ответ не найти

Но так ли я уверен, что мне нужно знать ответ
Просто я - часть мира, которого нет
Мой последний куплет давно уже спет
Мой последний шедевр - немыслимый бред
Так было, так есть, так будет много-много лет
                                       и нет другого пути

Но не пугайся, если вдруг
Ты услышишь ночью странный звук
Все в порядке,
             просто у меня открылись старые раны