АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЕВ
покончил с собой в Ленинграде 17-го февраля 1988 года. Случилось так, что я был на трех его последних концертах. В большом переполненном зале московского энергетического института он несколько раз порывался уходить: "Хватит...", но его вызывали снова. И все бы хорошо — только потерял новую шапку. Настя стала его утешать: "Плюнь, другую купишь", а он сказал: "Снявши голову, по волосам не плачут". А потом опять улыбался: действительно, ерунда какая, главное — концерт хорошо прошел.
Спустя несколько дней мы поехали в химический "ящик": сначала я что-то рассказывал про наши группы — тогда к ним проявляли огромный интерес во всех поколениях и слоях общества, как позднее к колдунам, — потом представил "первого поэта нашего архипелага". Знаете, перед Сашиными концертами всегда возникал страх, и не только у меня: а поймут ли? Вдруг какие-нибудь жлобы начнут уходить, ругаясь: слишком, мол, сложно, "Шизгару" давай! Но этого не случилось ни разу, где бы он ни выступал, а он выступал в самых разных аудиториях. После концерта химики в восторге устроили банкет... На фоне общего сухого закона они чувствовали себя великими Гетсби. Саша был довольно равнодушен к СНЗ—СН2—ОН, в хит- параде наших рок-звезд по этому признаку он занял бы одно из последних мест, но здесь его так старательно угощали... И уже совсем поздно, в полупустом метро, он решил спеть "Лихо" — но не так, как обычно, а весело, и как раз на словах "В огороде рыщет бедовая шайка..." перед нами остановился вагон и оттуда вывалился еще более поддатый мужичок в каком-то нелепом полушубке и в шапке с торчащими ушами, в кино такими изображают старых партизан — как будто из песни выскочил. "А вот и батька-топорище" — обрадовался Саша.
А третий и самый последний концерт он отыграл на квартире у Марины Тимашевой. И уехал в Питер.
Не хотелось бы углубляться в причины и мотивы того, что он совершил, дабы не разводить сплетни, тем более что причины эти не общественные, они скрывались в нем самом, и смерть его была много раз им самим пропета:
Рука на плече, печать на крыле,
В казарме проблем банный день, промокла тетрадь.
Я знаю, зачем иду по земле.
Мне будет легко улетать.
Как и те поэты, кто до него уходил рано и добровольно, он был поэт — этим и интересен. Наверное, настоящая медицина могла бы спасти его от депрессии — та медицина, которой у нас нет. Но Саша не считал себя больным — и кто из нас, изучивших на собственном опыте прелести "психушки", решился бы "сдать" туда товарища?
Сразу после похорон в не слишком ясном рассудке я написал в некрологе такие слова: "Он ушел именно тогда, когда, казалось бы, p`qo`umsr{ все двери: пиши, пой, живи". Именно — казалось бы. Только для меня это был речевой оборот, гармонизирующий предложение. А Саша уже больше года как не писал новых песен. И из старого знаменитого "Времени колокольчиков" выбрасывал слова "рок- н-ролл".
Именно Башлачев прожил это рок-н-ролльное время так честно и последовательно, как никто другой. Удивительно спокойный в отношении всей той внешней суеты, которая окружает творчество, он не был против (резкий протест — тоже свидетельство повышенного внимания), а скорее вне. Выступал не там, где больше заплатят (о ТВ, престижных тусовках, заграничных вояжах и не говорю), а там, где было приятно выступать, где собиралась симпатичная аудитория.
Я с ужасом осознаю, насколько меньше стало таких мест с Сашиным уходом.
ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО
Неутомимый Пит Колупаев перебрался из Подольска в Москву, и не куда-нибудь, а в Парк культуры Горького, где решил ознаменовать открытие теплого летнего сезона грандиозным съездом малоизвестных периферийных команд в Зеленом театре. Билеты катастрофически не расходились. В счастью для энтузиастов фестиваль запретили, не дождавшись, пока он позорно рухнет сам собой. Те группы, которые успели добраться до Москвы, выступали бесплатно среди достаточно равнодушной толпы, гуляющей в парке Горького, и все причастные к мероприятию могли по-прежнему чувствовать себя героями.
А будущие герои вышли на арену первой общесоюзной политической кампании — по выборам (хотя это было по сути назначением) делегатов XIX партконференции. В условиях обострения борьбы разных группировок и кланов номенклатурные связи ослабевали.
И когда НМЦ, арендовавший для концертов рок-лаборатории Малую арену Лужников, оказался не в состоянии обеспечить реализацию билетов, Москонцерт перепродал аренду на эти дни Свете Скрипниченко. Братьев по классу продал. А классовый враг Света моментально выписала в Москву абсолютно "невъездные" АЛИСУ и ТЕЛЕВИЗОР.
На Пушкинской площади у "Известий" происходил одни из первых, робкий и жалкий политический митинг. В Лужниках тем временем тысячи крепких парней мощным ревом приветствовали каждую чеканную формулировку новой прокурорской речи Михаила Борзыкина — "Надо спешить!", где он расставил по местам всех, кого боялась назвать своими именами пресса и митинговые ораторы: от гопников и "Памяти" до "седовласого Кузьмича", пребывавшего той весной не на пороге пенсии, а на вершине власти.
Спи, Сталин.
Эта машина всех нас раздавит.
Нет никаких гарантий.
Зверь все еще жив.
Нам надо спешить, спешить, спешить!
Если бы Миша показал, куда надо спешить — тысячи пошли бы, не раздумывая. Так и случилось в Ленинграде, когда накануне VI фестиваля у рок-клуба отняли арендованное помещение Зимнего стадиона — Борзыкин собрал толпу и повел ее на Смольный. Революционеры прошли пол-дороги, когда появились представители власти: "Все в порядке! Помещение ваше!" Героями этого фестиваля стали, как ни странно, гости: ЧАЙ-Ф, КАЛИНОВ МОСТ и харьковская группа ГПД, возглавляемая тем самым Александром Чернецким, которого год назад отловил на вокзале в Риге Яхимович. Только mnb{e его песни были совсем отчаянные. Так же как последняя программа ДДТ.
Я вчера похоронил корешка,
А он, подлец, да помирать не захотел.
Корешок растет живехонек в земле.
А я где?
Вечный смутьян Задерий прочел со сцены письмо к партконференции, подготовленное идеологами из "Урлайта" и РИО. Его приняли как на казачьем кругу. "Любо ли, атаманы молодцы?" — "Любо!" На всякий случай заметим, что документ был и серьезнее, и радикальнее подготовленных к конференции речей: он начинался с благодарности Горбачеву за все, что тот сделал, и предлагал, среди прочего, рыночную экономику, отмену сухого закона, полное и немедленное уничтожение "стратегического ядерного оружия, поскольку оно представляет собой средство не самообороны, а самоубийства" и роспуск комсомола, "окончательно исчерпавшего доверие молодежи". Поскольку при отправке этого письма на конверте поставили мой обратный адрес, через некоторое время после окончания конференции я получил бумажку из райкома партии. Меня вежливо поблагодарили за предложения, которые "будут учтены". Что ж — так оно в конечном итоге и получилось.
Только пока Задерий читал манифест, Зимний стадион штурмовали желающие попасть на АЛИСУ без билета. Обидевшись на тех, кто их не пускал, "новые рокеры" забрасывали вход в зал камнями, нанося увечья ни в чем не повинным людям. Это были те самые гопники, от которых мы защищали свой храм. Только вошли они совсем в другие двери.
А в рок-клубе готовили новый номер журнала "Рокси", включавший, помимо прочего, гадкую сплетню об обстоятельствах гибели Башлачева. Мы с Бурлакой, заранее познакомившись с текстом, отловили в сквере у Зимнего стадиона одного из редакторов: "Как можно это печатать? Ты же знаешь, что это ложь". "У нас плюрализм" — отвечал он.
Летом из разных городов поступают новости: на концертах звезд залы иногда оказываются пустыми. В Москве многие из тех, кто не пропускал ни одного сэйшена и готов был ехать за город на электричке в любую погоду ради встречи с неизвестной группой, теперь не торопятся покупать билеты на известные: "скучно", "одно и то же". "Урлайту" впервые предъявляются претензии по поводу "Рок- хроники" — концертных репортажей и новостей из жизни групп: "Не много ли места вы под это отводите?"
ПУСТИТЕ ДУНЬКУ В ЕВРОПУ
Впрочем, музыкантов и рок-клубовских администраторов эти новости не настораживают, как и то, что "ласковые маи" выходят в хит-парадах на первые места. Они нашли себя — за границей. Оказывается, одна поездка, даже если на концерт придут пять человек, может обернуться выгоднее месяца утомительного общения с толпами "урлы", которая все равно ничего не понимает в настоящем искусстве. Лишь бы найти мецената, который оплатит дорогу.
Однако восстановление связей с "метрополией" вовсе не оказало на наш рок ожидаемого благотворного воздействия. Во-первых, в начальный период перестройки контакты с Западом были в значительной степени монополизированы. В столице, например, ими ведали рок-лаборатория (для нее "внешнеполитическая" деятельность становится основной после того, как концертная монополия приказала долго жить) и Центр Стаса Намина. Хотя Намину стоило бы простить ecn грехи уже за то, что он ввозил в страну настоящую западную музыку, повышая тем самым культуру аудитории, а не только торговал суррогатами, как С. Лисовский, А. Разин, А. Литягин и другие нувориши нашего полукрепостнического недокапитализма.
Ленинградский вариант представляла Джоанна Стингрей. Хорошо помню, как на мемориале А. Башлачева (о котором разговор еще впереди) эта дама собирала у музыкантов подписи под "телегой" (в данном случае уместно именно жаргонное наименование) против своих соотечественников, появившихся в зале с видеокамерой. Мне и раньше казалось, что Джоанна (в отличие от Сидни Лаупер) — скорее советская певица, чем американская (надеюсь, читатель поймет, что я имею в виду) — но тогда пришлось убедиться, что предприниматель она тоже "нашенский". Таким образом, "свободные" западные контакты долгое время были вовсе не свободными, а Ставили музыкантов в зависимость все от той же силы, которая заправляла в Минкультуре, на "Мелодии" и в ЦК ВЛКСМ.
(Кстати, как вы думаете, к кому приезжала делегация "Гринпис" с участием А. Ленокс, П. Гэбриэла, Д. Бирна в 1989 году? К "зеленым"? К "Семипалатинску — Неваде"? К рокерам? Нет. К т. Сухорадо на "Мелодию").
Другая причина глубже и печальнее. В страны, где не знают русского языка, наши ребята с их музыкальным и сценическим уровнем приезжали отнюдь не в качестве музыкантов. За немногим исключением они появлялись там в унизительной роли поющих матрешек с этикетками "Мэйд ин перестройка". То же относится и к большей части наших авангардистов разных жанров, профессиональных демократов и прочих завсегдатаев Шереметьево-2, которые по справедливости должны были бы переводить Горбачеву не менее 50% своей валютной выручки. Ложное положение скорее развращает их, нежели образовывает. Можно вспомнить характерную для американской литературы фигуру индейца-забулдыги, который уже оторвался от своей традиционной культуры, но так и не приобщился к европейской, поскольку не нашел в ней для себя места (разве что в углу грязного бара).
Нет никакого парадокса и в том, что иные города, активно посещаемые иностранцами, от этого не облагораживаются, а напротив, оскотиниваются до крайности: например, моя родная Москва. Горе городу, где профессии холуя, тусовщика и шлюхи становятся массовыми.
Так что волшебные слова "Пустите Дуньку в Европу" принесли счастье только тем, кто не стеснялся их громко и внятно произносить. И я подымаю свой бокал самодельного "кьянти" из черноплодной рябины за группу "Gorky Park" ("Парк Горького").
