ЭПОХА ДЛИННОВОЛОСЫХ
Хиппи на Западе оказались только крайним проявлением социально- психологическое феномена, наложившего отпечаток на судьбу практически всей молодежи. Другим проявлением той же тенденции стало Новое левое движение, включая политический терроризм. На первый взгляд, в фигурах нюхающего цветочек лохматого непротивленца и до зубов вооруженного члена "Красной армии" Баадера с чулком на лице очень мало общего, однако внутренне они поразительно родственные души.
Анализ экономических и социально-политических причин обозначенных явлений выходит за пределы настоящего исследования* (* См. об этом: Пирогов Г. Прыжок через пропасть на вороном белом жеребце. Знание — сила. 1991, № 1.). Мы можем только обратить внимание на бросающиеся в глаза проявления кризиса политических и идеологических институтов Запада во второй половине 60-х годов, который и толкнул разочарованную в общественных ценностях молодежь на "конфликт поколений" и поиск собственной жизненной модели.
В качестве характерных социально-психологических черт этого поколения я бы выделил:
— антиреализм в поведении и в искусстве. Неприятие окружающей действительности, не обеспеченное альтернативой, приобретало форму ЭСКАПИЗМА — бегства в наркотические галлюцинации ЛСД, в психоделическую музыку, в мир абсолютно не связанной с реальной жизнью политической догматики маоистского толка. "Бегите в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты..." (А. Вознесенский).
Прямым следствием подобного отношения к жизни были и мистицизм (особенно восточный) и возвышенные тексты песен того времени. Яркий пример — философский сюрреализм английской группы Пинк Флойд;
— пессимизм, чувство собственной обреченности, опять объединяющее хиппи с "воинствующими" представителями их поколения. С поразительной точностью эту безысходность передал Антониони в фильме "Забриски Пойнт". Музыку для фильма написали и исполняют, между прочим, те же ПИНК ФЛОЙД.
Ни смелость главного героя, ни оружие в руках, ни единомышленники не могут разорвать трагический круг вокруг студента-бунтаря. И когда он на своем разукрашенном цветочками и смешными непристойностями маленьком самолетике делает из себя мишень для пулеметов и автоматов, его поведение для него самого так же естественно и логично, как мрачная решимость бургундского романтика Гуннара из "Песни о Нибелунгах" на последнем пути ко Атиллы:
Полно раздумывать,
Так решено уж.
Судьбы не избегнуть,
Коль в путь я собрался.
Все это имело страшные последствия и стоило жизни миллионам молодых людей: я имею в виду эпидемическое распространение наркомании, как простейшее практическое приложение идей саморазрушения и самоуничтожения.
Лицевой, положительной стороной медали в данном случае может служить свойственная этому поколению убежденность в сверхценности индивидуального свободного развития, антиавторитаризм, усвоенные теперь не только философами, но и практиками социальных институтов. И то, что новым левым нигде, даже в охваченной нешуточными волнениями Франции, не удалось создать сколько-нибудь серьезной политической централизованной организации, должно рассматриваться как большое благо, ибо все ценное из их идейного наследия и так не пропало даром, а все авантюрное не получило возможности для насильственного распространения и претворения в жизнь.
Хиппизм в Союзе пришелся ко двору. К середине 70-х годов длинный "хаэр" стал среди отечественных ковбоев популярнее, чем тельняшка; глагол "хиповать" вошел в обиход обычных старшеклассников и применялся ко всякому мало-мальски вызывающему нарушению общественного порядка.
"ЯМА" - "ТАМ СОБИРАЛАСЯ КОМПАНИЯ БЛАТНАЯ..."
(Этой главой начинается обещанная в предисловии серия зарисовок с натуры).
Основной штаб-квартирой "системы" служила "Яма" ("Ладья" — пивная на углу Столешникова и Пушкинской), где команда Солнышка* (* Вождь московской "системы", по его кличке она и называлась "солнечной".)могла собираться без лишнего стрема и пропивать заработанное в других районах города, в основном центральных. В отличие от пролетарского "Шалмана" на окраине, сюда заходили и солидные люди, с дипломатами, глотнуть пивка, и подгулявшие гости столицы, и военные. Но основу общества составляла "система": художники, поэты, спившиеся интеллектуалы, чуваки с "хаэрами" ниже пояса, направлявшиеся в сторону Вудстока, но ставшие по пути почему-то профессиональными ворами, и очень своеобразные женщины, которых, конечно, можно было бы назвать проститутками, но такое простое определение не отвечало бы многообразию таланта и авторитету, который они имели в "Яме". Было известно, что любой мужчина, позволивший себе насмешку или грубость по отношению к этим леди, будет моментально окружен длинноволосыми мушкетерами самого зверского вида и покинет питейное заведение. Единоверцы Хендрикса управляли своей вотчиной не менее жестоко, чем М. Каддафи и Ф. Кастро — своими.
— Ах, бля, — говорят "Инга" или "Ринга", — мы хотим в "дабл". А женский "дабл" засорился.
Тотчас выходят из-за столиков трое молодцов, освобождают по- быстрому мужской сортир и, впустив дам внутрь, стоят на страже столько, сколько нужно, даже не утруждая себя особыми объяснениями- с возмущенной толпой любителей пива.
Здесь за столиками составлялись планы, обсуждалось прошлое, а mepedjn кто-нибудь читал рассказы или стихи, и тут же хвастались, "на сколько штук флэт помыли". "Полиса" были свои, как и во всех подобных притонах: здоровались с завсегдатаями за руку как добрые знакомые, а персонал "Ямы" вообще составлял с ними как бы одну семью.
Особенно мил был один официант интеллигентного вида с бородкой, лет 25, всегда чистовыглаженный; напившись до невменяемости, он обыкновенно отдыхал на подоконнике, а Инга драпировала его занавеской.
В отличие от пролетарской пивнушки, здесь можно было не только махнуть из пивной кружки принесенного портвейна, но и закусить его рыбой, креветками, горошком, сосисками. Не как у Гиляровского, конечно, но лучше, чем соленая сушка. А фирменное блюдо составлял циклодол (средство для лечения паркинсонизма), его ели в больших количествах, запивая пивом, а в результате торчащий человек вполне сходил за простого советского алкаша (по запаху) и только наметанный глаз мог определить не-винные детали в поведении.
Главным источником существования "Ямы" служили "аск" и "кидняк". При "аске" основная сложность заключалась не в том, чтобы "сшибать бабки" у прохожих (просто подойдешь — дадут максимум 20 копеек), а в том, чтобы сшибать помногу, разыгрывая для этого целые представления. Настоящие мастера тонко улавливали психологию жертвы — скажем, парню, гуляющему с девушкой, неудобно выглядеть скупым — и за часовую прогулку могли насобирать несколько червонцев.
Проделывали "эстафеты": весь вечер из кабака в кабак таким образом, чтобы заработанного по дороге хватало на следующее заведение. И так до упора — а после гудеж продолжался на блатхате. Партнером Инги был обыкновенно длинноволосый чувак по кличке Лир, предпочитавший тем не менее не "Лиру", а "Московское". Он отличался еще и литературными способностями — участвовал в известном переименовании всех станций московского метрополитена в "Наркоткинскую", "дискотеку имени Леннона", "Филовский фак" (Фил — один из первых хиппи) и тому подобное, а также сочинил веселую поэму с рефреном "Нелегко теперь таджичке выйти замуж на Руси" про интернациональную свадьбу в "Национале". Поэма сделала бы честь и Звездочетову, и Лимонову, ее учила наизусть половина "центров". Как настоящий поэт, Лир утверждал,что доживет максимум до возраста Иисуса Христа (а стукнуло ему четвертак) и, судя по образу жизни, он имел для этого основания. Даже с опережением графика.
Зачастую за аскающей парой следовала группа прикрытия из тех, кто плохо владел языком, зато куда лучше — руками, ногами и приемами самообороны, точнее — само-нападения.
Другое занятие — кидняк, то есть мошенничество, тоже требует театральных способностей: обещаешь товар, берешь бабки и скипаешь. Или вместо обещанного впариваешь в запечатанном пакете нечто забавное, например, одну штанину от джинсов.
Сиживали в "Яме" и более серьезные и загадочные личности, пользующиеся несомненным уважением. Их объединяло с остальными единство художественных вкусов и определенный кодекс поведения. Преступный мир был достаточно артистичен.
ХИППИ-РОК
Вслед за публикацией этого очерка нравов автору, вероятно, придется стать персоной нон грата для целой многочисленной генерации. Ибо плюрализм в наших условиях предполагает пока всего лишь выбор между двумя неправдами. «Демократический Монтекки» и "Правда Капулетти" одинаково объективно освещают последние события b моей бедной Вероне. Спешу успокоить бывших "детей цветов": их движение и в Отечестве породило свою рафинированную интеллигенцию. Например, корифея столичного арт-рока и лидера ВИСОКОСНОГО ЛЕТА Александра Ситковецкого или автора психоделических текстов этой славной группы Маргариту Пушкину — пожалуй, их трудно представить себе героями "Ямы". Впрочем, и последние при всех своих пороках тоже симпатичнее "золотой молодежи" или бойцов комсомольских оперотрядов.
Именно движение хиппи вдохновило первый стратегический прорыв в плавном течении раннего советского рок-н-ролла — музыки для танцев — и определило творческую атмосферу второго десятилетия.
В 70-е годы советский рок в основной своей массе по-прежнему играл подчиненную и вспомогательную роль. Разве что ассортимент образцов для подражания несколько расширился:
— Ну, чуваки лабают: ЗЕПов снимают один к одному!
Записей этих групп с красивыми названиями дошло до нас не больше, чем рукописных книг эпохи Киевской Руси: концертные фонограммы совершенно чудовищного качества — порою трудно определить, где же кончается одна песня и начинается следующая.
Остались ностальгические воспоминания: "Ах, РУБИНОВАЯ АТАКА! Ах, УДАЧНОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ!"
Гораздо больший след в истории оставили те, кто изобрел собственный актуальный репертуар. Когда четверка воспитанников 19- й спецшколы г. Москвы впервые вышла на сцену ДК "Энергетик" с песнями на РУССКОМ языке, ee предостерегали: "Англичане знают, о чем и как петь, а вы кто такие, чтобы состязаться с ними?" "БИТЛЗ пели о своих делах, а мы — о наших" — отвечал за своих коллег Макаревич.
В создаваемых ими образах переливались все перечисленные выше геральдические цветы хиппизма. Прежде всего, это предельная возвышенность, аллегоричность и романтизм. Программы МАШИНЫ ВРЕМЕНИ, талантливейшей группы этого поколения, похожи на настенный гобелен: замки и корабли с парусами не оставляют там практически никакого места для атрибутов реальной жизни. Из местоимений доминирует "ты". "Скромный вождь и учитель", лидер, группы Андрей Макаревич с философской точки зрения оценивает своего современника:
Ты можешь ходить, как запущенный сад,
А можешь все наголо сбрить.
И то, и другое я видел не раз —
Кого ты хотел удивить?
Настроение песен МАШИНЫ ВРЕМЕНИ, ВОСКРЕСЕНИЯ, ленинградских МИФОВ, как правило, чрезвычайно мрачное. Не имея никакого желания становиться на одну доску с теми т.н. критиками, которые считают пессимизм отрицательным качеством произведения, лишающим его права на внимание читателя, зрителя или слушателя, мы в интересах истины должны признать, что рокеры в этом отношении оказались весьма непохожи на бардов: в песнях Окуджавы, Высоцкого и приобретавшего в начале 70-х годов все большую популярность Аркадия Северного в десять раз больше жизнеутверждающей энергии. И трудно представить себе кого-либо из них автором таких строк:
Мы одиноки и носим в глазах
Лед и усталость.
Все идеалы втоптаны в прах,
Их не осталось.
Наши посевы устали, давать
Чахлые всходы,
Наши одежды и наши слова
Вышли из моды.
(МИФЫ)
Для нас, как исследователей, интересно не то, что подобные настроения появились у авторов песен (пессимизм, как и его противоположность, вполне естественен для любого человека), а то, что проникнутые таким духом произведения встречали массовое, порою многомиллионное признание, то есть совпадали с установками аудитории.
Даже в начале 80-х самой популярной рок-композицией (по данным опросов, которые еще осмеливались проводить редакции некоторых областных комсомольских газет) был написанный в 1976 году реквием по уходящим хиппи Алексея Романова, лидера групп КУЗНЕЦКИЙ МОСТ и ВОСКРЕСЕНИЕ:
Кто виноват, что ты один,
И жизнь одна, и так длинна,
И так скучна, и ты все ждешь,
Что ты когда-нибудь умрешь.
И меркнет свет, и молкнут звуки,
И новой муки ищут руки,
А если боль твоя стихает,
Значит, будет новая беда...
Уровень рок-поэзии 70-х в среднем весьма невысок. Самые знаменитые хиты МАШИНЫ грешат претенциозным многословием и декларативностью, весьма мало совместимыми с истинной поэзией, хотя тому же автору принадлежат и очень удачные строки, несомненные свидетельства поэтической одаренности (посвящения Галичу и Высоцкому).
Характерно, что в воспоминаниях рокеров о 70-х годах мало цитат — в отличие от рок-самиздата 80-х, буквально нашпигованного фрагментами текстов. Описание того, как Владимир Рекшан "выпиливал аккуратные соло на ярко-красной "Илоне-Стар-5", казавшейся в его могучих руках игрушкой, а потом внезапно гигантским прыжком перелетал через сцену", куда больше говорит нам о питерской супер- группе САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, чем тексты типа:
Любить тебя, в глаза целуя,
Позволь,
Как солнцу позволяешь
Волос твоих касаться
("Евангелие от САНКТ-ПЕТЕРБУРГА" — мемуары А. Гуницкого — "Джорджа", одного из основателей АКВАРИУМА и администратора рок- клуба - в журнале "Рокси").
Впрочем, если главной задачей наших рокеров является приобщение соотечественников к новейшей музыкальной культуре метрополий, то музыка, как язык интернациональный, имеет основополагающее значение.
Ярче всего свое презрение к тексту выразила в середине 70-х столичная группа ПРИКОСНОВЕНИЕ, которая в течение 30 минут периодически выкрикивала в микрофон мудрый афоризм:
"Everybody wants to fuck
From the morning to the dark",
сопровождая его все новыми хардовыми изысками. И тем не менее которые орали немелодичными голосами в скверах,
"Все очень просто,
Сказки — обман,
Солнечный остров
Скрылся в туман "
своими нарушающими общественный покой криками возвестили новое явление в нашей культурной жизни — отечественный рок всерьез вознамерился стать новой народной песней.
ЛЕММА
Рок-текст — не стихи для чтения по бумажке.
Если сравнить рок-композицию с драконом, то три его головы — это собственно рок-музыка, рок-поэзия и рок-театр, а по авторитетному свидетельству Е. Шварца и других сказочников, отрубленная голова дракона нежизнеспособна.
(Дарю этот образ журналу "Молодая гвардия" для следующего опуса о "сатанинской музыке" — "Ага, они сами себя признали нечистой силой!")
