Выставки и акции.
Салун Калифорния.
Атаман Козолуп.
Марш Шнурков.
Заселение Помпеи.
Илья Смирнов - Время колокольчиков.
Илья Смирнов - Мемуары.
Леонид Россиков - Судьба монтировщика.
Юрий Якимайнен - проза.
Алексей Дидуров - поэзия.
Черноплодные войны.
Игральные карты Самотёки.
Токарев Вадим о живописи.
Лебединное озеро.
Фотоархив Самотеки.
Архив новостей Самотеки.
Олег Ермаков - графика, скульптура.
Дневники Муси и Иры Даевых.
Мастерская на Самотеке.
Мастерская на Лесной.
Косой переулок.
Делегатская улица.
Волконские переулки.
Краснопролетарская улица.
Щемиловские переулки.
Новогодние обращения Ильича.
Фотоальбомы Самотеки.
|
Студенческий билет автора.
|
|
|
|
|
Психиатор Кирилл Федорович Леонтович |
|
Глава 17.
«Советское здравоохранение является наиболее передовым и прогрессивным. Его характеризуют следующие принципиальные особенности: А – государственный характер и плановость, Б- профилактическое направление, В – бесплатность, доступность и квалифицированность…»
Из учебника по гигиене для МУ.
Практика есть важнейшая часть подготовки советского медбрата. Ее характеризуют следующие принципиальные особенности… тьфу, б….
Итак, с середины октября нас с Бобом отправили проходить в 50 больнице – на моей родной улице – практику по «уходу за больными». Так это официально называлось. А первое задание по уходу было такое:
- Ребята, сгоняйте-ка за водкой для врачей.
Мы пробежались до магазина и затарились водкой по 3.62 (1). Сообразив, что выдали нам командировочные из расчета по 4.12, Боб предложил сделать вид, что мы по молодости лет плохо разбираемся в водках, и взять ещё армянского портвешку.
Нам очень подфартило. Как лиц мужского пола и крепкого телосложения, нас с первого дня определили в приёмный покой под начало санитара дяди Васи, живой достопримечательности ГКБ № 50 (2). От него-то мы и получили такое выгодное задание.
Хотя в принципе работа в приемном отделении считалась самой тяжёлой и грязной. Формально она включала следующие операции: 1. Принять больного и составить на него документацию. 2. Забрать его шмотки и выдать больничное, 3. Отправить своим ходом или на каталке в отделение.
На самом деле привозили сплошь и рядом просто бухих мужиков со ссадинами на роже, придя в себя, они начинали буянить, и тут требовалась крепкая рука. Что касается грязи, уже в первый день я познакомился с милым животным по имени «вошь» и понял, что чунин репертуар был очень близок к жизни (3). В каком состоянии привозили стариков, лучше не вспоминать.
Служили здесь, кроме врачей, которым мы покупали горючее, и дяди Васи, еще фельдшер, старый друг Чуни, здоровенный детинушка 7 х 8, а также женщины-санитарки, отбывавшие принудработы по решению суда, в основном проворовавшиеся продавщицы. Непосредственно с нами соприкасался по работе еще Коля Полудурок, лифтер на грузовом лифте, парень лет 25, весь с ног до головы изукрашенный наколками.
Приемный покой представлял своего рода автономию в больничном государстве. Здесь мы практически выходили из под контроля училищных проверяющих шавок. Дядя Вася был нам хозяин и отец родной. И если приходилось работать, то это была, по крайней мере, осмысленная деятельность, а не переписывание никому не нужных дневников в толстые тетрадки, у всей группы одинаковые.
В основном мы возили больных, то есть делали то, что женщинам было, как говорили в старину, невместно. Заодно я научился более-менее грамотно делать уколы, для начала внутримышечные инъекции, и здесь важнее всего было преодолеть первый страх. Но может быть, полезнее всего было познакомиться с советской медициной не по закрытой кремлёвке.
Прежде всего, я усвоил ту истину, что на жизнь поступающего больного медику совершенно нас…., так же, как строителю на брошенные доски или продавщице на сгнивший редис. В глубине души мы понимаем, что иначе и быть не может, но душа не может смириться, роем ямки в песке, чтобы спрятаться от реальности, а в приемном все быстро становится на места.
- У вас тапочки есть? – спрашивает санитарка (та, что на принудительных) у больного, - Нет? Ну ладно, помрет кто, вам останется.
Не по-христиански, конечно, мерзость, но много ли можно спросить с этой женщины, которая мстит больному за собственное унижение, за то, что в проклятой торговле по определению воруют все, и все об этом знают, а отвечать пришлось только ей одной. И теперь ей надо возиться в грязи, а тот, кто украл в сто раз больше, показывает на нее пальцем и говорит: воровка! И выносит вердикт, верить ли ее слезам, рассказам про детей и раскаянию.
Другая позиция. В медицине практически все работают на полторы и более ставок, сестры – за санитарок. Во-первых, работать некому. Во-вторых, на ставку не прожить. Между тем, «ставка» - это та норма, при которой можно обеспечить минимум качества и гуманизма. Полторы ставки, да еще «плюс 30 рублей за санитарку» обозначают, что происходящее в больнице, где помирают от пролежней, потому что некому перевернуть – это уже зависит не от бессердечия конкретных лиц, а от общего узаконенного порядка. Все понимают, что это так, и все играют в «советскую медицину», как дети играют в докторов.
Кардиолог Мясников мог подбирать для своего института красивых женщин (чтобы глядя на них, хотелось жить (3), но ведь попасть к нему в институт не легче, чем пациенту кардиологии пробежать стометровку на время. А обычно пациент доставляется к нам в приемный.
Со смертью мы столкнулись очень скоро. Старику в терапии стало плохо, и его резко повезли к лифту, чтобы спустить в реанимацию. Звонят. Ещё звонят. Где лифт? Пока выяснили, что Полудурок, закрыв лифт, распивал в подвале с больными вино, человек умер.
- Ах ты сволочь! Мать твою! – заорали на него сестры из терапии.
Но что ты с олигофрена возьмёшь?
Дядя Вася, по крайней мере, выполнял свою работу на совесть. Хоть и находился всё время под шафэ, но головы не терял. Кстати, научил нас готовить коктейль медицинский: спирт пополам с портвейном.
Как раз во время практики отмечали 18-летие в.п.с. Боб презентовал мне роскошную бундесовую зажигалку «Консул» (наверняка ворованную). Специфический подарок сделал Хипов, догуливавший тогда последние дни перед армией: по моей настойчивой просьбе наколол мне на руке первую букву имени. Процедура оказалась не болезненной, так что у меня появились более сложные идеи, по мотивам несчастной любви с могилками и увядшими цветочками. «Утром проснешься трезвый, тогда поговорим», - заявил на это художник. Я проснулся трезвый и решил не настаивать, чтобы не походить на Полудурка из Полтинника.
Поскольку мазэр твердо заявила, что праздновать мне нечего, еды у нас не намечалось, а на покупку ее набиралось целых 5 рублей, занятых у Маргариты Исидоровны (5), как в любимой бобовской песне:
Две недели мы не пили,
Пять рублей мы накопили,
Вот накопим еще 5,
На….ся опять.
От Полтинника потянулись гости. Наши милые девушки, в том числе староста Надя и ее подружка Лолита, азербайджанка. Но увидели они вовсе не роскошный стол, какого можно было бы ожидать от человека, учившегося в университете, а два мрачных блюда с нечищеной селёдкой, приобретенной по какой-то невообразимо экономной цене, вроде как 20 копеек кило. Зато напитки подбирались в меру аристократизма. Гриша притащил марочное сухое. Ржевский – конечно же, вермут за 1 рубль 92, но зато две бутылки. Маринка Щерба, до сих пор вспоминаю с умилением, откопала где-то в шкафу муку и испекла блины. Не зря ее фирма (6) так ценила. Наконец, позже всех завалился Данченко со своим другом, фарцом по кличке Джексон. Они принесли фотоаппарат со вспышкой и зафиксировали оригинальные этюды. Стою, например, я, а вместо головы у меня стакан. Как это получилось, не помнили ни модель, ни фотохудожник.
Просекая нищий расклад, герлуши начали скипать. Боб со Щербой заперлись в ванной. А Феликс с Хиповым выскочили на лестницу, по дороге забыли, зачем, так что на 6 этаже будущий воин появился с криком: «Кого бить-то, бить-то кого?» Неведомыми путями эти два мушкетёра оказались в квартире, расположенной точно как моя, только на 2 этажа ниже. Там находились как раз две девицы под окном, 17 лет: хозяйка по имени Марина, дочь музыкантов, весьма симпатичная и живая, а также Ира, из семьи более пролетарской, природа наградила ее фигурой Афродиты, хаэром Златовласки из чешской сказки и характерным выражением лица: мол, подите все на фиг.
И эти разнообразные девицы гадали – не насчет возлюбленного, а что происходит над ними. Они думали, что праздник этажом выше. Одним этажом, а не двумя. Наивные.
И получалось так, что мои лучшие друзья – одноклассники стали отмечать мой день в более культурной обстановке и без меня. Их напоили кофе и привели в товарный вид. Но они пропустили самое интересное. Как тронувшийся рассудком с перепоя (или отравившийся селедкой) Фортунат предложил переодеться по римскому обычаю. Сняв с себя все лишнее, мы оделись в тоги, то есть в простыни, а именинник еще зачем-то принялся расточительно бить винные бутылки (вместо того, чтобы с пользой сдать (7).
На звонки в дверь мы не реагировали. Фортунат просто заснул на битом стекле. Поэтому Марина с Ирой попросили своих свежих кавалеров взломать замок – пока это не сделала милиция. И обнаружили виновника торжества в белой тоге и с бутылкой из-под вермута в дрожащей руке. Рядом на двери твердой рукой непьющего Звездочетова был нарисован мелом половой акт, то есть именно то, чего не хватало для полного счастья.
- Здравствуйте! – вежливо (и не на латинском) сказал я соседкам.
Потом мы с ними подружились, Феликс вообще хотел завезти роман с Иркой, но встретив при свете дня ее суровый взгляд, раздумал. Потом еще Коля Краснов, наш недолговечный комиссар по искусству, имел относительно Марины самые серьезные намерения, вплоть до женитьбы, но тут уже облом случился с ее стороны.
А вскоре после празднования своего окончательного совершеннолетия и незадолго до проводов Хипова в ВС (о чем отдельный разговор), я собрал чуваков и отправились мы в гости к психиатру Кириллу Федоровичу с ответным визитом. Жил наш добрый доктор в двух шагах от Кропоткинской в одноэтажном флигеле древнего дома с персональными чердаком и подвалом, как в деревне.
В назначенный час в почти поленовском (только несколько более загаженном) дворике появились ваш пок. слуга с Бобом д’ Артаньяном, Хиповым и Феликсом. Хозяина еще не было дома, поэтому мы присели на детской площадке и стали ждать. Тут из тумана подплыли две фигуры, мужская и женская. При ближайшем рассмотрении они производили несколько синюжное впечатление. И оно нас не обмануло.
- Ребята, выручите на 20 копеек…
Боб – добрый, когда с ним говорили вежливо - высыпал им гораздо больше. Через полчаса они возникли снова, а хозяина всё не было.
- Купил, что ли? – лениво осведомился Феликс.
- Купили. А вы не Кирилла Федоровича ждёте?
Мы слегка офигели. Модный психиатр из аристократической фамилии ассоциировался совсем не с теми, кто сшибает копейки на пузырь. Но потом я подумал, что ровно то же самое можно сказать про нас. Буквально накануне мы с Чуней собрали возле училища деньги «на венок Мао Цзедуну». Тут появился с извинениями – мол, срочная работа – и сам доктор.
С одинаковой любезностью он пригласил в дом и нас, и наших дворовых знакомых, усадил за стол и налил крепчайшего чая. И тут герла – на вид, лет 30, симпатичная, но утомленная, и явно не нарзаном – стала говорить непонятные слова, обзывать Кирилла Федоровича и вообще вести себя так, как даже пьяные себя не ведут. Тогда я еще не поднаторел распознавать такие состояния. «One minute, - спокойно сказал хозяин, вышел и вернулся к столу с набранным шприцем в руках. «Давай-ка сделаем укольчик», - обратился он к гостье. Через пять минут она уже мирно спала на диване, и мы могли обсуждать перспективы Антареса.
Флэт изнутри производил даже более сильное впечатление, чем снаружи. В самой большой комнате вдоль стен была устроена выставка кукол. Их изготовлением хозяин занимался в свободное время от психиатрии. С потолочной балки свисали натуральные качели, как на улице. Удивительные картины радовали глаз. Многие были посвящены медицинской профессии. В другой комнате при появлении гостей интернировался огромный пёс – волкодав. А в третьем помещении была оборудована мастерская с набором различных станков.
Боб, втайне увлекавшийся зоологией (держал дома рыбок и сиамскую кошку), откопал многоцветный том по аквариумистике и участвовал в дальнейшем общении постольку, поскольку его отвлекали от книги. Леша Пахомов - парень, просивший у нас 20 копеек, сначала читал стихи (нам они очень понравились), а потом тоже уснул, но естественным (не фармакологическим) путём.
- Держите в голове, что именно вам нужно, - учил нас жить хозяин невероятной квартиры на улице главного анархиста, - Для каждого поступка старайтесь определить его КПД относительно цели, которую вы поставили. Ведь нередко бывает так, что человеку кажется: он стремится к одному, а на самом деле всеми своими поступками приближает нечто прямо противоположное. Так нередко бывает с молодыми влюблёнными…
(да уж).
Оказалось, что еще в 60-е годы К.Ф. и его друзья – студенты проводили забавные акции типа наших «квартирных выставок» и «манифестаций», пародировали военный парад, так что прав был Экклезиаст: ничто не ново.
- Не увлекайтесь игрой в структуры, - тут он прямо покушался на любимые увлечения Голицына, - Вообще, чем меньше у вас будет канцелярии, тем лучше для вас. И не повторите судьбу тех, кого вы встретили во дворе. Группа СМОГ – слышали про такую?
Я что-то припоминал. По телику показывали то ли француза, то ли бельгийца, который был свинчен у нас за листовки, и он якобы говорил, что приехал на встречу с такой группой.
- Вообще-то они не политики, и расшифровываются как «Самое Молодое Общество Гениев». Вам понравились стихи?
- Конечно! (Феликс даже успел записать телефон, чтобы устроить в Антаресе поэтический вечер, только потом дозвониться по этому номеру было не легче, чем получить в горкоме помещение для клуба).
- Так вот, одно время их поддерживали тузы литературы, например, Катаев. Но ребята оказались неразумны. Вот перед вами (он назвал имя, которое я опускаю (8) – прекрасная художница. Сами можете сделать выводы из того состояния, в котором вы их нашли.
Но я полагаю, - добавил он, прихлебывая чёрный чай, - Что она всё-таки выправится.
Действительно, потом я слышал, что она бросила пить, вышла замуж, а ее картины мы с Феликсом видели на Малой Грузинской.
- 3 рубля 62 копейки за пол-литра.
- Городская Клиническая Больница номер 50, в просторечии «Полтинник».
- Чуня – Сергей Семин, басист училищного ансамбля КРИС, см. гл. 14. Любимые песни: «А я в лесу поймал жука, И вся в говне моя рука…» и «Если волю дать блохам, Не давить хамья, Жизнь окончится плохо, И твоя, и моя…»
- Видимо, имеется в виду Институт кардиологии им. А.Л.Мясникова http://cardioweb.ru/history Оценочные суждения мемуариста, конечно, субъективны, однако фактический материал представляет определенный интерес в свете нынешних (2013) дискуссий об упадке и коммерциализации медицины. Подразумевается, что в прошлом медицина была некоммерческая и, следовательно, хорошая. Не отрицая больших достижений советского здравоохранения, отметим, что тенденция к неуклонному росту средней продолжительности жизни обрывается в середине 60-х годов http://www.demoscope.ru/weekly/2011/0487/tema03.phphttp://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:
Russian_male_and_female_life_expectancy-rus.PNG
- и публикуемый взгляд на больницу при Брежневе «снизу» - через приемный покой – помогает понять, почему.
- М.И. Бобнева.
- «Фирма» (ударение на любом слоге) – на тогдашнем жаргоне «иностранцы».
- Напоминаем, что пустая посуда принималась в магазин по залоговой цене, 12 копеек – пол-литровая бутылка, 17 копеек – 0,7 л., 18 копеек – 0,8 («огнетушитель»).
- Имя не названо в оригинале. Что касается Леши Пахомова, таковой в списках СМОГа http://moljane.narod.ru/Journal/03_1_mol/03_1_Gubbio.html не числится, был Аркадий ПАХОМОВ (1944 — 2011)
http://www.foma.ru/article/index.php?news=6611. То ли ошибка, то ли персонаж назвался не в соответствии с паспортом, как Звездочетов назывался Мироновым, Непахарев Бурмистровым, а Вянякин Непахаревым.
|
|