Глава 24.

«По деревне мы пойдём, Что-нибудь состряпаем,
То корову за…м, То быка залапаем»
Народ
«Я не знаю, куда иду, но иду туда - решительно"
В.М. Чернов о Ленине (1)

Совершенно несправедливо в родном училище мне доставалось от начальства больше всех, хотя я, в отличие от некоторых друзей, не валялся в подвале в сиську, не трахал там девочек, и на меня не приходили регулярные телеги из ментовки.
Зато меня постоянно доставали за пропуски занятий (я бы на их месте только радовался бы). Большинство отсутствий прикрывалось левыми бумажками, справками из двух поликлиник, полученными по блату или с помощью силикатного клея (растереть в пудру и вдыхать как кокаин). Но возникали ситуации, когда надо было срочно сорваться по антаресовским делам, и я, как интеллигентный человек подходил к преподавательнице:
- Будьте добры, пожалуйста, я всё сдам…
Действительно – сдам. Она это знает. Но она не интеллигентный человек и реагирует так, как продавщица в винном отделе, если вы попросите три портвейна в кредит.
- Какое «отпустите»?! И вообще, что за внешний вид?! Екатерина… (не помню отчества замдиректора, ее звали Катькой) подойдите сюда, здесь опять безобразие!
Ладно, - говорю я, скомкав в душе чувство благодарности. На другой день меня нет. На третий тоже. Кстати, нет и Шурки Носова, сменившего Чуню на посту главного хулигана в МУ.
Слава Богу, обоих где-то свинтили, - радуется комсомольский актив, - А если гуляют, то тут-то их и выгонят.
Приходим в обнимку на 4 день и предъявляем справки из ЦИТО – честью по чести, о безвозмездной сдаче крови, что дает право на 3-дневный отдых.
Шурка составлял светлое пятно на коричневом фоне нашей конторы (2) Жил он в Бескудниково с матерью, мать серьезно болела, поэтому Пашка, в отличие от таких раздолбаев, как я, кроме учёбы, устроился ещё и работать на фабрику «Свобода», с помощью которой всегда мог обеспечить наших девочек парфюмерно-косметическими товарами. А зарплату аккуратно отдавал матери.
И когда в памятный день разгрома Форпоста (3) нас приедут забирать, то три главных смутьяна откажутся подчиняться, «да хоть убейте, мы отсюда не выйдем», это Нелли Александровна, Фил и Шурка. С Нелли Александровной понятно, традиции недобитой интеллигенции, идущие еще от Нила Сорского, Фил – достойный ученик Че Гевары, а Шурка просто привык в стрёмную минуту делать шаг вперёд, а не прятаться, будь то уличная драка или разборки на комсомольском собрании. Он был живой человек, каких поискать вы нашу эпоху, когда многие на вступительные экзамены в институт приходят уже кадавриками.
Как-то раз мы с ним решили похиповать и, взяв по паре старых джинсов, расписали их здравицами типа «е… эту тюрь-му», только на английском языке, и ходили так целую неделю, а если кто интересовался, разъясняли, что это-де названия модных ансамблей. Пока Мария Степановна не пригласила нас в лабораторию и не провела беседу типа той, которую герцог имел с Уленшпигелем по поводу его картины, она-то понимала по-английски.
На день Конституции устроили крестный ход от моего дома до кабинета физкультурника с фигурным подносом, на которым стоял вьетнамский ликёр и аршин. Под музыку и с большим количеством примкнувших девочек, которых физкультурник доводил до слёз тем, что не ставил месяцами зачёты, а при этом отличался отменным интеллектом (вроде лифтёра в «полтиннике»), так что когда ему при огромном стечении народа предложили почтить нашу Советскую Конституцию, он оказался в положении буриданова животного, и пить в училище, вроде нельзя, и Конституцию не уважить – аполитично. В конце концов несчастный всё-таки проглотил стопку хо-ши-миновки, и с тех пор вел себя приличнее – видимо, понимал, что настанет ещё 23 февраля и Первомай.
При всем при том я продолжал получать свои пятёрки, и с преподавателями, которые занимались делом (врачи из больницы вели у нас терапию и хирургию) – с ними отношения складывались великолепные. Зато остальные не могли пройти мимо, чтобы не задеть моего хаэра. Я довольно резонно ссылался, во-первых, на Амбруаза Парэ, у которого тоже был длинный хаэр (4), а во-вторых, на то, что у многих девочек прическа точно не уступает моей. В чем принципиальная разница для гигиены? В ответ начинали орать, требовать замдиректора, директора, см. выше. Хотя на практике я всегда готов был заколоть волосы и убрать под пресловутый «колпачок».
Шурка в конце декабря оказался уже третьим членом Антареса, завербованным в МУ. Он познакомился с Инной, Феликсом, Звездочетовым и, к сожалению, с Фортунатом.
С Инной происходили такие перемены: сначала она «жила в общаге» (могу себе представить эту общагу), потом болела ангиной и на это время поселилась у меня (к большому неудовольствию моей матушки, потому что при всех своих талантах подруга была способна, например, написать мне записку по фене и оставить на видном месте под телефоном, для будущего кардиохирурга примета нехарактерная), далее оказалось, что у Инны в Москве есть тётка, проживающая на Филевском парке («Филовский фак» по версии «системы»), так что с середины декабря я регулярно провожал Инну в неблизкий район, и ощущение холода (кожпальто без подкладки от друга Феликса), ночной пустоты, да ещё зубной боли отмечают в моей памяти последнюю зиму 77 – 78.
Теперь о том, как мы с коммунарами справили 60-летие Октября.
Я подписался навестить их на сборе 6 ноября в 73 школе, их базовой на Бегах. Костя Звездочётов заготовил подарок – книгу «Руки Гевары» с четкими иллюстрациями. А вручать должны были, кроме меня, ещё Инна и Чуня.
Захожу к Чуне домой часа в 3. Он выходной, но уже троится, сам собственной персоной и две мадеры.
- Ты что?- говорю, - С.уел? Мы на мероприятие едем.
- Праздник, - отвечает он, - Ты вообще уважаешь Великую Октябрьскую Социалистическую революцию?
Я задумался (5). Революция Антарес обязан уважать. А пока я соображал, компаньон быстро разлил на двоих один из флаконов. «Ну ладно, - думаю, - Это совсем немного». Правда, запах от этой мадеры – как от стакана вермута + стакан одеколона. Что и проявилось, когда мы подъехали в школу, причём вдвоём, потому что отвлечённая очередными подвигами Инна нас продинамила, и замёрзший Чуня сильно ругался:
-Что ты вообще связался с этой блядью?
Как будто его собственные девушки были королевы Наваррские.
Интерьер сбора соответствовал калининградскому (6), а продолжался он уже второй день, так что оглядев усталых невыспавшихся коммунаров, мой спутник достаточно громко провозгласил:
- Ну вот, тут все уже без нас бухие.
Многие головы повернулись к нашим фигурам, необычным для этого праздника жизни. Между тем, мы были уже совершенно трезвые (с учетом ожидания Инны на свежем воздухе), но Хил подполз к нам как шакал, присмотрелся к моему новому пластмассовому перстню в виде черепа (подарок той же подруги), принюхался и посоветовал: «Лучше бы вам уйти».
Выросшей из спины третьей рукой я пресёк попытку Чуни вступить в политическую дискуссию с сотрудником центральной газеты. Мы уже спускались по лестнице, несолоно хлебавши, когда навстречу появился чувак с длинным чёрным хаэром и в венгерском батнике «Фекон». Я его помнил по Калининграду.
-Илья? Ты куда?
Я рассказал про идею с подарком и ее облом, лохматый коммунар задумался, окинул нас доброжелательным (не в пример Хилу) взглядом и решил, что небо не часто посылает хорошие развлечения.
- Не бери в голову, пошли обратно!
В зале тем временем кончилось пение, и народ рассаживался. Наш Сусанин, ни у кого не спрашивая разрешения, вышел на сцену и объявил: «На сбор пришли гости из клуба Антарес, предоставляю слово их комиссару».
Тут я и возник, а мой помощник держал как икону подарочное издание. Выразив надежду, что Ленин и Че Гевара будут нам всем примерами, представители Антареса вручили Хилу как руководителю «братского» Комбрига, революционный презент. Несмотря на его перекосо..ленную физиономию.
- А вот теперь уходите быстренько, - шепнул мне длинноволосый покровитель.
Позже я узнал, что это был Саша Морозов по кличке «Соци» (видимо, от слова «социализм»). Он не работал и не учился, хотя имел способности и блат где угодно, зато жил от меня в пяти минутах ходьбы.
А мы с Чуней вышли на Хорошевку и поплелись к Бегам. У нас еще с собой было, в зарослях оприходовали вторую бутылку, после чего на освещенной праздничными огнями мостовой встретили прилично одетого чувака, который, присмотревшись к нам, спросил, где можно достать спиртного.
- У нас тоже есть такая потребность, - отвечал Чума, - Но сдаётся мне, мессиры (7), что магазин на Беговой уже закрыт.
- По..здовали в Елисей! – предложил я.
В Елисее выяснилось, что нашему знакомцу нужно хорошее вино на праздник, но мы убедили его взять еще плохого для разминки, и даже скинулись (мы – мелочь). Чуня героически пробился сквозь столпотворение и кроме марочного вина тут же вынес еще флакон водяры.
- Нет, Бегемот, - сказал он по этому поводу, - Мы не станем пить водку из горла, только из стаканов.
- Где ж ты их возьмёшь?
- Чтобы я - да не …здил аршин?
Оскорблённый недоверием, он вломился в первую же дверь центрового кабака, вскоре оттуда послышались возмущённые возгласы, потом со своей любимой присказкой «на… бл…» появился герой – естественно, без стакана.
- Херовое кафе. Не то что стакан, вилки даже взять невозможно!
Непонятно, собирался ли он есть водку вилкой, но наш знакомый несколько напрягся. В «Московском» повторилась аналогичная сцена, причем я был вынужден придти Чуне на помощь, а когда мы выбрались на стрит, выяснилось, что третий товарищ благоразумно скипнул, не дожидаясь продолжения романтики. После чего Чуня хлопнул себя по лбу – эврика! - и целеустремлённо порыл обратно к Елисею, где прошел на хозяйственный двор и далее в подсобку с таким непринужденным видом, как будто к себе домой или в «полтинник». Где-то в подвале перед нами отворилась обшарпанная дверь, за ней оказался такой же потёртый старикан, видимо, сторож. «Если нальёте, то конечно…» Материализовались искомые аршины, числом три, но не успели мы махнуть, как появился четвертый – не аршин, а амбал какой-то дикой внешности, натуральный бандит, имеющий приписку к елисеевским подвалам. Он извлек из-за пояса еще бутылку красного. Такая смесь плохо подействовала на Чуню, потому что после первой же дозы он таки затеял политический спор - с хранителем елисеевских миллионов, который мрачно удалился, по-видимому, за подмогой. Нет, решительно мы оказывались не ко двору не только в интеллигентном обществе, но и в низах тоже. Я схватил Чуню и за хибот и со словами «рвём когти, дурило, а то нас здесь же и захоронят», ринулся на свежий воздух, причем старикан тут же смахнул со стола вино, водка же совершенно автоматически оказалась у Чуни в кармане.
Выбравшись из грязно-вонючего двора всемирно известного магазина, я твердо заявил спутнику, что ни в Моссовет, ни в Интурист больше с ним не пойду, так что остаток водки мы спокойно допили в подъезде – того дома, где живет Майя Плисецкая.
Но когда вышли на Пушку, в моего друга опять вселились духи Октябрьской революции: то ли матроса Железняка, то ли нетрезвого Дыбенко, иначе зачем было бы ему кидаться с кулаками на иностранную киносъёмочную группу:
- Вы не советские (нах-бля), чего же вы меня снимаете?!
Втолкнув Чуню в автобус, я довез его без осложнений до Динамо и уже благодарил Бога за счастливый финал. На остановке автобуса, готового доставить нас обоих по домам, кучковался поддатый народ. В момент посадки Чуня толкнул каких-то чуваков или они его, не суть важно, но они раздумали ехать, а решили дать нам …ды, что не очень получилось из-за общей давки. В итоге эти трое залезли в первые двери, а мы повисли в задних, но проехали недолго, вышли, точнее были вынесены на одной из ближайших остановок. «И те ребята сходят», - сообщил неизвестный доброжелатель. И тут же перед Чуней вырос основной из наших противников и предложил «пойти один на один», а потом, разглядев получше (в очках и роста невысокого) принялся откровенного догоняться, ножик доставал и показывал (на что я сказал «убери» и поднял большой бульник), но он «убрал, да не прекратил», затеял какое-то кретинское выяснение, оба его приятеля следили за происходящим уже скорее со смехом, чем с опасением, они уже отошли от остановки и кричали ему: ну их на …, кончай стибаться, пошли на хаус. Воспользовавшись расслабухой, а так же тем, что Чуня, как обычно в таких ситуациях, снял очки, этот пидор внезапно, сам себя оборвав на полуслове, сунул ему два пальца в глаза. Чуня был уже слишком пьян, чтобы как следует среагировать, так что он согнулся от боли, народ на остановке выразил нечленораздельное возмущение, а пидор уже заносил ногу, чтобы моего соратника добить, но ему не удалось, потому что в.п.с. кинулся на него, по позднейшему определению Чуни, «как лев», и ухватив за ворот, произвел внезапное действие, известное в науке как задняя подножка, в результате чего увесистый предмет (не я) факнулся об асфальт, а я оказался сверху, и попытку предмета снова принять вертикальное положение оперативно пресек… Короче, «потом я только помню, как мерцали фонари, и мусора в ночном саду свистели…», граждане кричали караул, наши враги, так некстати заторопившиеся домой, вместе с ними хором, а когда шум затих, и мы с пришедшим в себя Чуней (глаза у него ещё долго болели) немного отдышались, на в.п.с. напал приступ нервного смеха. Чтобы вся эта история не воспринималась как самовосхваление, надо сказать, что Чуня в подобных обстоятельствах был намного опытнее и полезнее меня, а соревнования по боксу (в перчатках), которые мы устраивали у меня дома, заканчивались, естественно, поражением хозяина.  
Ладно, как Чуня в честь Великого Октября едва не «потерял свои иллюминаторы» (Р.Л. Стивенсон), я вам рассказал, теперь предновогодняя история, как Олег из нашей группы остался без степухи.
Сняли училищные власти ДК «Красная звезда» на предмет новогоднего сэйшена, я тоже раскатал губу погулять, пригласить на медленный танец ту самую соученицу из 19 века, а чтобы морально настроиться на аморальные поступки, мы с Олегом зашли после занятий в гастроном, но не смогли найти общего языка, красное брать или белое, в результате сидели в пельменной на Тимирязевской и пили каждый своё. А по дороге Олег мне рассказывал действительно грустную историю про своего фазэра, который непонятно за что оказался в тюрьме. Настроение испортилось. А маршрут наш каким-то образом пролёг с Тимирязевской на Белорусскую через ул. Чехова, аккурат мимо кафе «Синяя птица», к которому мы подлетали как две птицы ещё не совсем синие, но уже нетвёрдо машущие крыльями. Махнули ещё по коктейлю, а на выходе было скользко. «Бл…!!» - воззвал я к женском идеалу своей неудавшейся жизни, падая на лёд, при этом мои голубые джинсы из чистого бархата, перешитые летом в Питере, разорвались почти пополам. В таком-то виде вышли на стрит. Сохраняя остатки разума, я предложил: «Давай съезжу домой, переоденусь… То есть, зашью штаны, потому что переодеваться не во что, а потом все встретимся в ДК». Но Олежку вариант не устраивал, распахнув ногой дверь некстати подвернувшегося заведения с вывеской «Ателье высшего разряда», он меня втащил туда так же грубо, как я Чуню вытаскивал из Елисея.
Я заметил, что аудитория внутри исключительно дамская, и дамы в мехах и золотых украшениях.
- Кореш мой, - бесцеремонно обратился мой товарищ к приемщице, задирая на мне тулуп и демонстрируя голую ж. в.п.с., - Некстати порвал трузер, надо его зашить.
И помахал мятой пятирублевкой как символом наивысшего благосостояния.
- Минуточку, - сказала приемщица и испарилась, отчего в теплом комфортабельном помещении повеяло сырой прохладой участка и пи..юлями по дороге.
Обломившись вовремя из дамского ателье, мы все-таки разделились, я поехал переодеваться, но был арестован Инной, сообразившей, что добром для меня праздник не кончится, а спутнику моему повезло меньше, он встретил возле ДК Шурку, добавил и окончательно дезориентировался.
 «С Новым годом!» - сказал наш пан полковник, выходя из-за ёлки к толпе принципиальных девочек и беспринципных шлюшек в нарядных платьицах. В глубине ярко освещенного зала его опытный глаз различил Олежку. «Что это ты уже нетрезвый?» - поинтересовался он даже как-то по-доброму. На что тот вышел вперед как Каховский на Сенатской площади и громко послал собравшихся (и Андрея Михайловича в том числе) на х.. Вложил в одну фразу все,  что накипело за 18 месяцев учёбы.
«Опустим завесу жалости над финалом этой истории…»
Общая мораль: о своевременном скипании, которое для здоровья не менее полезно, чем родичи в МИДе или ГБ. Впрочем, меня со стипендии через три недели тоже сняли, и я так и не понял, за что.
Что касается общенародного НГ, то вместо того, чтобы идти к Феликсу, я заперся в своей временно опустевшей квартире с Инной и там … под «Голубой огонёк», причем в итоге еще и закусил вино димедролом. Стало грустно, как у корыта, ещё не разбитого, но точно с трещиной. -------- Провожу черту, это новый год, а дела всё те же.
Телефон. Звонит соседка с нижнего этажа. Спускаюсь и застаю веселую компанию. Кроме хозяйки – другая соседка, Ирка, еще подружка из Харькова и чувак громадного роста кавказской наружности. Квартира завалена дынями и прочими деликатесами не по сезону. Мне тихо объясняют, что он не только чемпион по вольной борьбы, но и сын директора фабрики в Тбилиси. Меня пригласили, чтобы разбавить женское общество. Может, боялись нового знакомца (хотя вряд ли с ним могли справиться даже пятеро таких как я).
Но гость из Тбилиси оказался человеком добрейшим и компанейским, мы с ним еще прогулялись в винный, закупив там что подороже (по-моему, подход неправильный, мне случалось видеть «Пшеничную», у которой из-под этикетки выглядывала несмытая этикетка от «Русской»), потом сидели, слушали музыку, я что-то выяснял у гостьи из Харькова, гость из Тбилиси – у хозяйки, ночью мирно разошлись. Но оказалось, что в процессе выяснения отношений, получив от Маринки отказ, «сын директора» с горя порвал небольшую пачку денег, рублей 150 четвертными и червонцами. Я бы тоже так поступал, если бы имел, что рвать. Вообще к этому случайному знакомому храню искреннее уважение, надеюсь, у него все в порядке, хотя в этом есть сомнения: через некоторое время мою дорогую соседку пригласили в ГУВД по поводу тбилисского визитера, вроде как его «фабрика» производила не колготки и не мандариновое варенье, а конвертируемую валюту. Тогда, конечно, советскую можно было и разбрасывать.
Но еще раньше Маринка попросила меня прояснить ситуацию в банке – можно ли обменять рваные банкноты. Положив доверенные ценности в портмоне, я решил по дороге зайти в колледж за более скромной суммой 34 рубля. После 20 минут топтания в очереди узнаю: отсос, стипендию с меня сняли.
Пользуясь тем, что в бухгалтерии собралась толпа, и рядом еще маячит изящная фигурка той самой замдиректора Катьки, к которой я был тайно неравнодушен, достаю портмоне и демонстрирую четвертинки от четвертных.
- Пусть подавятся моим тридцатником, я вот вчера на спор двести порвал!
И удалился под изумлёнными взглядами.
Другие связи с преступным миром установились той зимой по линии Инны. Сидим мы как-то с Чуней и с соседкой, благополучно реализовавшей рваные банкноты, слушаем СЛЭЙД, и тут звонок:
- Шнуром на Коровинское, тачку бери
- Какие тачки, на что?
- Я плачу
Вроде трезвая. На всякий случай сую в карман кухонный ножик. И не зря, поскольку вечер провел в абсолютно засранном флэту, где пили, тем не менее, очень дорогое вино и играли в карты, а потом еще трахались на ломанных раскладушках. Меня этот вид хиппистского досуга в компании сильно обламывал. А Лир, например, мог ….ся и одновременно рассказывать анекдоты компании, сидевшей в той же комнате за столом.
- Давай-ка ты завязывай, - говорил я Инне, - А то уедешь дальше, чем я.
Какие она сделала выводы судите сами. Опять звонок, опять «бери тачку».
- Почему блатхата? Интеллигентнейший дом.
Беру на стоянке мотор, потом объясняю шефу: за кинотеатром дом, мастерская скульптора…
- Это какого скульптора, - с ухмылкой уточняет таксист, - Натуралиста, что ли?
Странная осведомленность в искусстве становится понятной по прибытии. Среди обычного двора в новостройках – небольшая вилла. Мастерская в ней присутствует: торсы, маски, инструмент. Но большую часть 1 этажа занимает финская баня с бассейном и музыкой, играет ПИНК ФЛОЙД. А в предбаннике за столом заседает такой музей мадам Тюссо: детина с руками как у меня ноги, только что чуть пониже давешнего из Тбилиси (видимо, вышибала), расслабленный юноша с романтическим лицом, который всё время мастерит из проволоки фигурки, ещё какой-то лохматый хиппарь из блатных (или блатной из хиппарей, чёрт не разберет), Инна, ее подружка со странным именем «Славка», а также три герлуши, как я понял, только что снятые лохматым на улице. Одежда, как мужская, так и женская, состоит из простыней на голое тело, а интеллигентнейшие разговоры такие:
- Славка, ты помнишь, как я тебя последний раз трахал – и уздечку порвал!
Ха-ха-ха.
Ставлю на стол батл, знакомлюсь со всеми, завожу разговор о музыке, но тут выясняется, что спиртного мало. Тогда вышибала снимает трубку и говорит: «Саня, привези!»
Через 20 минут неизвестный Саня подвозит водку и коньяк. После чего предлагается «пойти попариться». Натурально голяком.
- А чего, девочки х.. не видели? Ха-ха-ха.
Снятые на улице герлуши ошеломлены, среди них происходит расслоение, две уходят вон, а самая симпатичная соглашается идти в парилку… и далее. Попарившись и поплавав, юноша с проволочками уводит ее на второй этаж, где стоит 4-спальная кровать или, по-системному, станок. Мы же тем временем пили водку и базарили об анархизме. Потом молодой герой спустился и небрежно заметил: «Она уже не девочка, но совершенно ничего не умеет». Дамы встречают это заявлением смехом: мальчишка, давно ли тебя самого учили.
Среди ночи вдруг появляется клиент лет за 40 в дорогом фирменном сьюте, почему-то на газике, который совершенно с его внешностью не гармонирует, и сразу же удаляется со Славкой наверх. А лохматый хиппарь на ухо мне объясняет. Впрочем, я и сам не полный дурак.
В начале февраля Инна исчезла. Сказала, поедет домой в Целиноград навестить предков. Пришел на вокзал проводить и увидел развесистый хер. Правда, я уже знал её целиноградский адрес с настоящей фамилией, поэтому написал туда письмо, а обратный адрес поставил на всякий случай не свой домашний (чтоб к матушке не попало), а форпоста. Прошло некоторое время, открываю я с мороза дверь подвала, и Женя мне говорит: тебе письмо из Казахстана.
Открываю. Пишет инкина мазэр, судя по стилю – женщина простая, по громкому названию «форпост культуры имени Макаренко» она решила, что это какое-то солидное учреждение. А я там вроде ответственного работника. Блудная дочь ни в каком Целинограде, естественно, не появлялась. Ещё через неделю инкина мазэр сама приехала в Москву и остановилась в хорошо мне знакомом филевском доме у сестры. А на второй день после ее приезда меня будит звонок, междугородний.
- ОплАтите Алма-Ату за ваш счёт?
Инна оказалась вместо Целинограда в Алма-Ате. «Случайно», по её словам. Требовала выслать ей бабки на билет до Москвы.
Телеграфирую их до востребования. 
После ее возвращения разговоры об устройстве на работу, о нашей возможной свадьбе, потом Лир, СолнцА, притоны, всё по новой. Водил её к Кириллу Федоровичу. После короткой беседы тот был мрачен, сообщил мне предполагаемый диагноз и порекомендовал поскорее менять образ жизни.
- Такой образ жизни психопаты сами себе создают, он же их декомпенсирует.
Вряд ли я мог ей с этим помочь. Себе тоже.
Зимой в наш колледж снова стал наведываться Фортунат с фарцовыми чуваками, они организовали нечто вроде киоска на 1 этаже (при содействии Шурки) и сдавали всякую бижутерию. После одной удачной торговой операции (какие-то пакеты по файфовому), они пошли это дело обмыть, меня позвали: мол, модный флэт, стереосистема, а оказалась хибара в Бескудниково, вместо стереосистемы моя полуживая «Электроника», в которую накануне Чуня, взяв «послушать», еще и вина налил (видимо, считал, что если издает звуки, значит, живое, а раз живое, то хочет выпить, доброй души человек, хотя с виду и не скажешь). Хуже всего то, что люди шли отдельно, а прайс отдельно, и оказались мы в полной нищете. Тут кто-то принес из ванной «Шипр». «Давай?» Только успели распробовать (по сравнению с шампунем даже неплохо, только горло дерет) – как пришли финансы, достаточно, чтобы сходить в кафе неподалёку. Туда и двинулись. И как же расступалась солидная публика. Не перед нами, конечно, а перед ароматной волной. Давненько меня не принимали в советском общепите с такой почтительностью.
Стас работал на более высоком уровне, он очередной раз сменил специализацию и обзавелся подругами в посольстве, доставал через них не пакеты-жвачки, а более солидные вещи. Однажды мы с ним и с его девушками, отчасти иностранного происхождения, оказались у Феликса, болтали там об искусстве, а в.п.с. не нашел ничего лучшего, как угощать фирмачек «Рубином» (8), это, дескать, наш национальный напиток. Не удивительно, что интернационал нас скоро оставил, и мы со школьным товарищем, у которого до возвращения мазэр оставалось еще 2 суток, отправились погулять, благо было тепло, и снег повсеместно таял.  Единственное, что мешало жить – поломанный зиппер на моих многострадальных трузерах, но я его маскировал свитером, выпущенным наверх. И рожу имел одухотворенную и романтичную.
На Пушке Феликс пытался снять пару девиц, словно только что сошедших с рекламы вендиспансера, они были настолько пьяны, что могли произнести только две фразы: «Я всё понимаю, клёвый пипл» и «Чувак, без мазы». Ими отвечали на все вопросы, в т.ч. «как тебя зовут» и «любишь ли ты ПИНК ФЛОЙД».
- Ну их, - взмолился я, - Попи..овали в «Лиру».
В кафе им. Макаревича всё обстояло именно так, как в его песне. Тусовка, вечное «хоп, хей – хоп», хипня и «пионеры» из богатых семей. В самом центре этой конюшни за столикуом в одиночестве пили шампанское две модные герлуши. На наших глазах они послали нескольких московских и южных кавалеров, приглашавших их танцевать. Я тоже решил попытать счастья и подошёл, одёргивая свитер. Прочитал им что-то из Ли Бо. От изумления одна из неприступных красавиц пошла со мною танцевать, а через некоторое время мы со своим бухалом уже переселились за их столик. Почему-то особенно даже не настаивали на более близком знакомстве, а они со смехом говорили, чято у бедных студентов на это не хватит денег. Получился мирный вечер с гейшами, если принять на веру невинную версию этой японской профессии. Но когда мы уже выходили из «Лиры», Феликс шепнул: «Пока ты плясал, она мне красную ксиву показала».
- Да не могут они быть из конторы
- А я тебе говорю то, что видел
Как ни в чем не бывало, мы проводили этих девушек, чинно как в 19 веке. Без всяких пошлостей а ля парадное у Лёлика. А для компенсации у Савёловского вокзала ввязались в драку с какими-то урелами, один из которых кинул в нас урной, но спьяну не попал, поэтому я сейчас и пишу эти строки. Опять раздался милицейский свист и пришлось рвать когти в сторону родной Самотёки.
Врубив через колонки ФЛОЙД, я уснул у Феликса на ковре (приходилось засыпать и под концертный СЛЭЙД, рекомендую, если найдёте записи). А Феликс долго вспоминал, насколько девушка с красной книжкой была похожа на Мирей Матье.
Они еще встретятся…

 

1. В.М. Чернов. Ленин // Дело народа, 1917, № 26
2. Получается некоторая двусмысленность. Какая контора имелась в виду? Если МУ, то вряд ли мемуарист считал себя какашечным фоном. А если товарищество «Антареса», то ненароком обнажается тот факт, что антаресовский образ жизни воспроизводил худшие нравы самого безответственного дворянства. И на этом фоне Шурка действительно уникален тем, что заботился о близких. Можно даже обобщить: свобода и равенство завоеваны предками для того, чтобы широкие слои потомства могли по-дворянски «хиповать».  
3. Глава 27 http://sinevafilm.ru/antares_27.html
4. Великий французский хирург 16 века, на большинстве портретов – с КОРОТКИМИ волосами, удалось найти одну картину, где с длинными, в пожилом возрасте.
5. См. выше эпизод с физруком.
6. Глава 21 http://sinevafilm.ru/antares_21.html
7. Напоминаем, что после прочтения «Мастера и Маргариты» данный персонаж разнообразил свою речь заимствованиями из бессмертного произведения М.А. Булгакова.
8. Самое дешевое из тогдашних красных креплёных вин.