Глава 7.
«Если чиновник бросает частным лицам упрек в том, что они свои частные дела возводят до уровня государственного интереса, то частные лица бросают чиновнику упрёк, что он государственный интерес низводит до уровня своего личного дела»
К. Маркс. Оправдание мозельского корреспондента
Март выдался спокойным, вероятно, в недостижимой высоте аннигилировали позиции МГК ВЛКСМ и гороно, мы же занялись своей главной (по Ленину) обязанностью. Исправлять оценки. Я ещё упорнее штудировал со своими неофициальными наставниками биологию. «Апрельское наступление» даже Костя Звездочётов благоразумно согласился отложить на очень.
Связь с Куницыным не прерывалась. Костя, Кеша, ваш покорный слуга периодически бывали у него на лекциях, общались. Он советовал звонить лично Пастухову, мы, вроде, соглашались, но подсознание удерживало, видимо, мы уже не верили в эффективность этого шага.
19 марта в дабле 891 школы громыхнула очередная бомба. Костя был снова ни при чём, хотя они с Васильевым издавали в 1 экз. газету «Красный фронт», где доказывали прогрессивность терроризма и цитатами из Ленина опровергали в этом вопросе нашу официальную печать. В квартире у Кости буквально на каждом предмете, от толчка до солонки, были написаны политические лозунги. А плакаты он додумался печатать по методу линогравюр.
26-го состоялся бёзди Феликса. С утра мы посетили Гнесинский, потом в.п.с. удостоился приглашения к имениннику на флэт, где второй раз в жизни заметно надринькался. Имели место и девицы совсем не такого поведения, как большинство наших одноклассниц, из т.н. «парадняка». Потом мне пришлось узнать поближе, что это за учреждение (1)А по окончании праздника Феликс торжественно наклеил костин плакатик директрисе на подъезд.
Что еще происходило в 10 «А» в это безвременье? Лёлика, несмотря на сопротивление реакционной части пед. коллектива, приняли в комсомол. Я добился повторного голосования в комитете, а Лёлик оказался настолько подкован политически, что даже на такие вопросы, как, например, «что такое демократический социализм?» мог ответить уж точно не хуже нашей исторички. Мерзон так удивился, что поддержал лёликовскую кандидатуру.
Цитирую Дневник Политклуба (т.е. себя).
«Читая газеты, удивляемся, как успешно действуют коммунисты и вообще левые силы. Камбоджа, Эфиопия, Вьетнам, Португалия – какие мощные удары по капиталу!»
В Камбодже как раз пришёл к власти Пол Пот.
А мы не теряли надежды догнать Юго-восточную Азию. На бывшем чилийском посольстве пугал граждан плакат
«Хунту на виселицу! Генералов к стенке!»
Грузовик, ненадолго остановившийся на Краснопролетарской, дальше ехал уже с надписью «Смерть фашистам!» на кузове.
Состоялась встреча «ответственных сотрудников Движения» с бывшим «ответственным» Шулей, для чего прибыл наш бывший соученик с 1 класса – Фурман. Но приехал напрасно и потом долго ругал прежнего товарища по игре в солдатики, мол, он вообще не нужен, снова вас бросит при первом удобном случае. Но и о нас отзывался не более лестно. «Февральское наступление» определил теми же словами, что и Мерзон.
- Вообще объединять нужно не пролетариев из подворотни, а интеллигентных ребят. Создать при ЦК ВЛКСМ «клуб критиканов».
Свой идеал Саня нашел при «Комсомольской правде» (2), он оказался таким же миражом, как наш.
Вскоре пронырливый Колбаса передал секретную информацию. Во-1-ых, Шуля просил сообщить, что имеет на меня «материал» и использует при первом же враждебном поползновении. Не знаю, в самом ли деле он решил так подстраховаться после встречи с Фурманом и Звездочётовым, или просто Колбаса видел весь мир в таком цвете (коричневатом, как его тотем). Во-вторых, якобы в администрации школы раздоры. Положение директрисы шаткое. Мой информатор объяснял это тем, что учителя – евреи не могут простить ей истории с Сашей Полоцким (3).
8 апреля мирное сосуществование, действительно, нарушилось, но совсем не по национальному вопросу. На входе начали массово тормозить «одетых не по форме». А на другой день в актовом зале происходило отчётно-выборное комсомольское собрание. В президиуме, кроме своего начальства, мы видели спокойное лицо т. Новикова и тоже спокойное и весьма импозантное, как то водится среди райкомовских женщин – мисс Трифоновой, секретаря Свердловского РК ВЛКСМ. Наша фракция оккупировала задние ряды. Сначала Рошаль минут 40 гнал какую-то мутную хреновину в виде «отчёта», потом с тем же полез на сцену Шуля. Когда он превысил регламент, Зелтынь поставил вопрос на голосование: продолжать ему или нет. О результатах можете догадаться. Но решительным жестом парторга голосование было стёрто из протокола. И вообще из реальности. А после Шули вылез опять Рошаль. Задние ряды взвыли.
- Я должен кое-что разъяснить по вопросу о политклубе…
Так он разъяснял еще минут 20, почти слово в слово то, что говорила Марго на партбюро. Начались выкрики и свистки. Я несколько раз культурно писал в президиум записки, что прошу слова. Но они растворялись по пути. Наконец, одна таки дошла до Зелтыня, и бывший член политклуба, сохраняя парламентскую объективность, позволил бывшему председателю ответить на обвинения.
Я вышел в проход как раз на середину зала, предлагали на сцену, но я отмахнулся, потому что в зале был среди своих, уже не прилизанный отличник, как на собрании в сентябре, а нормальный хипарь в расстёгнутой рубашке (если и не до пупа, как прокомментировала историчка, но всё же не по гимназическому этикету). Но говорил, если начистоту, довольно косноязычно и бюрократически, вместо того, чтобы атаковать, принялся оправдываться, доказывая, что мы-то и есть настоящие комсомольцы. Тем не менее, задние ряды хлопали, а Лёлик даже кричал «ура». Сочувствие проявили и высшие органы, на которых моя речь, собственно, и была рассчитана. «Ваш Рошаль при первой возможности забудет про комсомол», - сказала мне после собрания Трифонова. То есть, мой главный противник – вовсе не ортодокс, а просто карьерист, я же, несмотря ни на что, явление в комсомоле более органичное. Но это потом в кулуарах. А пока ползли нудные минуты. Коррида закончилась, кто-то ещё что-то бубнил, Кеша пускал по рядам записки, вдохновленные журналом «Корея» («Сторицей воздадим смерть американскому империализму!»), а мы с тт. из 10 «Б» обсуждали план народного выступления. Директрисин шантаж с характеристиками («Курил? Института не видать!»), ежедневные операции «форма» и «причёска» переполнили чашу терпения.
Итак, на другой день в 8.15 перед входом в альма матер стали кучковаться молодые люди в нетрадиционных одеяниях. Я нацепил потрепанные джинсы мэйд ин Верея, и такого же типа пиджак. Кеша вообще напоминал болотного чёрта. «На дверях» возникла мрачная Марго. Из-за ее спины выглядывала историчка.
- Что это такое означает?
- Бунт! – отвечал Колеся с радостной улыбкой.
В 8.25 умножавшаяся с каждой минутой революционная публика поднялась по крыльцу и заполнила весёлым шумом вестибюль. Марго резко скомандовала: стоп. Что ж, расположились в гардеробе, кто как смог. На стульях, на подоконниках. Начинался первый урок. Внимательный Лёлик, наклонившись к моему уху, сообщил: «По-моему, Марго плачет. Это на неё не похоже».
Она, действительно, отвернулась. На помощь пришли другие учителя. Послали за директрисой. Действительно, ЧП. Вместо обоих выпускных классов на первом уроке пустые комнаты. В 9-х, которые мы тоже вовлекали, оказалось слишком много бздунов, а 8-е не успели сагитировать.
Но директрису не нашли. Марго посылала за ней и учителей, и пацанов, вниз – вверх по этажам, и всё бесполезно. Исчезла как волшебница Гингема. Тогда Марго открыла дверь, и «не по форме» одетые рассыпались по этажам, дамы в свои уборные, джентльмены в свои. Свобода! Наш любимый дабл на 4-м превратился уже не в политклуб, а в какой-то дворец съездов. Именно оттуда меня и позвали в учительскую.
Завуч, спокойно:
- Мы, конечно, понимаем, что это заговор твоих товарищей после собрания.
Историчка:
- Не допустим до экзаменов! Двойка по поведению!
А сбоку, у шкафа стоял в небрежной позе Коровкин из 8-го, его опять произвели в политические, и он мне дружески улыбался.
В итоге вместо «2» по поведению я получил всего лишь запись в дневник. Причем банальную: «пришел в школу без формы», просто невинную на общем фоне моего дневника, который напоминал стену сортира, педагогическая ругань вперемешку с оригинальными памятками «Не забыть флаг». Трудно было воспринимать такой дневник всерьёз.
На следующей перемене в учительской собрались все те, кто имел право там находиться. В уборной на 4 этаже – соответственно, все те, кто имел право находиться в этой уборной. Педагоги совещались так долго, что урок задержали минут на 15. Наконец, к нам для переговоров были высланы самые любимые учениками (и нелюбимые директрисой) наставники: Мерзон и географ Невский. Последний – отличный мужик, по школе ходили слухи про его роман с выпускницей, очень не понравившийся партбюро.
- В школе можете ходить без формы.
- Только пиджак прихватите с собой, - добавляет Мерзон, и зря, потому что пиджаки действительно берут с собой, и ношение их становится хиповской модой: с обрезанными «под битлов» воротниками, надписями типа «Allyouneedislove» на кармане.
- Наказан никто не будет.
Вот так. Директриса вплоть до самых экзаменов исчезает из нашего поля зрения. По официальной версии она больна, но ребята, жившие рядом, то и дело встречали уу вполне здоровую.
Костину же мучительницу в конце года просто уволили, к великой радости «ПК-891».
… И вот бреду я дворами между Косым переулком и Краснопролетарской в сторону Самотёки. Апрельская слякоть вокруг, и влажный2 ветер навевает воспоминания о Балтике. Иду, расстегнув пальто, а шапку спрятав в дипломат. Простуда меня уже не пугает. Вот Щемиловский парк – ностальгия детства, где гулял с няней и катался на лыжах. Я еще не в курсе, что эти места станут театром действий куда более энергичной юности. Вот угловой дом на Делегатской. Пока я знаю только то, что в этой непрезентабельной хате живет Лёлик. В гостях у него не был. Ещё побываю.
Мозги мои под воздействием свежего воздуха постепенно остывают, освобождаются от политики, и минут через 10, чувствую, станут готовы к восприятию цикла развития базидиомицетов (4).
Именно под занавес педам удалось добиться большой удачи: поссорить меня с Быком. Методика была стара как мир: «Ты такой талантливый, достоин большего, чем подчиняться Звездочётову со Смирновым, они сами ничем не рискуют, а тебя подставляют под удар…» Вот что прогонялось через предков и разного рода активистов – активисток едва ли не полгода напролёт. И в конце концов возымело действие. 7 мая я делал доклад по роману Константина Симонова, прошелся по Сталину, неожиданно против меня выступили одна из школьных активисток – и с ней дуэтом Бык. С тех пор его стали на каждом уроке ставить в пример: взялся за ум!
Впрочем, ненадолго, характер нашего Аякса был не такой, чтобы долго наслаждаться прелестями мирной жизни, но всё, что мы делали как бы даже и вместе, теперь получалось порознь.
На первомайские праздники решили принять неофициальное участие в демонстрации. Как нас не свинтили – непонятно. То есть, вычислили где-то на Пушкинской, определили как чужеродный элемент, но мы дворами ускользнули, оказались с Костей возле представительства КНДР. Костя очень точно уловил момент, когда в переулке появилась нетрезвая компания, и мы пошли как бы во главе ее и подняли плакат, перерисованный из журнала по-корейски. Что именно там было написано – черт его разберёт, но впечатление создавалось внушительное, так что сами корейцы, стоявшие у ворот, попрятались за забор.
Направились на Кировскую, к комитету солидарности с Чили, обклеили весь фасад плакатами типа:
«Лон Нола – вырубили! Тхиеу – вырубили! Следующий – Пиночет!» (5)
Совершенно оборзевший от безнаказанности Звездочётов написал « VivaChile» прямо на полированном цоколе КГБ.
11 мая в МГУ состоялись, в нашей версии, «переговоры Движения» с НСО Латинской Америки по поводу привлечения этого самого «движения» (кучки старшеклассников) к акциям солидарности. Тогда же Бык написал и сдал работу по химии под заголовком «Слава гидролизному спирту!», которой превзошёл лёликовское литературоведение по Горькому и даже моё сочинение «За что я люблю Сергея Есенина». После этого его уже не ставили в пример, напротив, сказали: «Твою работу мы отправим в ЦК, чтобы ты туда больше не ходил».
Заметьте, что если для нас с Костей Звездочетовым хулиганство было эмоциональным довеском к политике, то для Быка, видимо, наоборот.
Кстати, Есенина я действительно любил, и писал искренне.
Последний звонок и последний аккорд в марше «Демонстрант» прозвучали 24 мая. Нагулявшись по набережным Москвы-реки, неполный (боевой) состав 10-го «А» прибыл к школьным стенам, Бык, уже слегка подвыпивший, полез на эти стены и повис над нами, зацепившись за оконную решетку. С обеих сторон его обрамляли полустёртые надписи про фашизм и коммунизм, а также выбоины в штукатурке. Как большая птица Гамаюн, он пропел сверху песнь о загубленных юных годах, завершив стихами собственного изготовления, в которых выражение «старуха садистка» (про историчку) было самым мягким.
Свободной рукой он указывал на дом напротив школы, где, спущенное с чердака, трепыхалось белое полотнище (б. простыня) с переведённым по трафарету портретом Че Гевары.
Потом мы быстренько побросали в кучу свои грязные школьные пиджаки, из портфелей достали форменные брюки, а запасливый Кеша еще и бутылку то ли керосина, то ли растворителя, и вспыхнувшее пламя согрело нам день прощания со школой. Одноклассники плясали вокруг костра как папуасы, а я сжег в нем одну за другой все свои похвальные грамоты за 9 лет.
Завуч предпочел не раздувать этот огонь, он был умнее директрисы, и при нем учителя занимались репрессивной деятельностью примерно с таким же энтузиазмом, с каким студенты собирают картошку (6)
Но тут вмешалось районо (7), завуч получил в лоб за гнилой либерализм, велено было проводить жёсткую линию, несмотря на экзамены.
- Бах! Дзинь!
Оба окна в учительской на 3 этаже были пробиты камнем. Через дыру повеяло международным терроризмом с партизанских Анд. Только политклуб не имел к этому никакого отношения. Были и другие молодые люди, которые имели свои (не политические) счеты к школе, а рогаткой владели намного лучше меня или Звездочётова, который, хоть когда-то и «стрелял в тире» (8), но в то время страдал над учебниками, чтобы сдать выпускные хотя бы без двоек и попробовать поступить на искусствоведение в МГУ.
Я вообще-то догадывался, кто это сделал, но мои уста были запечатаны примерно так же, как у Алана Брэка по поводу убийства Колина Кэмпбелла (9).
А ведь мне тоже не мешало бы поступить в МГУ, на свой биофак. Ведь и Ленин, и Че Гевара были не подыми – брось, а дипломированные специалисты. Увы, как только я представлял себе, какую получу характеристику, дальнейший путь рисовался скорее по образцу Максима Горького «На дне». Поэтому я подошел к Марго с лицом блудного сына, завязавшего блудить.
- Мне очень жаль, - пролепетал я, - Что доставил столько хлопот все вокруг и Вам лично.
- Как хорошо! - Она тоже предпочитала слишком глубоко не вдаваться в мой моральный облик за 2 недели до расставания,- Ты ведь сознаешь, что был неправ?
- Конечно, - отвечал я, потупившись, и про себя добавил, в чем именно был неправ, так что наши списки могли бы и не совпасть.
Самый прикол в том, что в кармане у меня лежало письмо в «Комсомольскую правду» с описанием того, как прошлым летом наши ребята должны были ехать в военные лагеря, поездку из-за карантина отменили, а деньги, собранные на питание и переданные в любимое РОНО, никому так и не вернули. Под письмом стояли полтора десятка подписей, в конце июня оно отправилось по адресу, а в сентябре каждому позвонили и очень вежливо пригласили за деньгами, вернув всё до копейки. Поверьте, и копейки, и тем более рубли очень пригодились, на 9.80 можно было два дня гулять.
Так я повторял шаг за шагом историю революционного движения в России, сначала Нечаева («за нами стоят мощные силы вплоть до ЦК!»), а теперь «склизкий» путь Бакунина на свободу из Петропавловской крепости.
Экзамены сдал блестяще, т.е. получил пятёрки у всех «нейтральных» преподавателей, а у Тамары по истории и общаге – только 4.До сих пор не могу не смеяться, вспоминая, как они с завучем меня «сажали». Ведь поставить 5 по идеологической дисциплине значило бы признать, что отличник, возможно, в чём-то и прав.
- А вот дополнительный вопрос. В чём заключаются объективные и субъективные предпосылки перехода ко всеобщему среднему образованию в области экономической, социальной и идеологической?
На этот бред я тоже отвечал, и класс следил за нашей неравной борьбой, отвлекаясь от собственных билетов, а когда услышал оценку, многие стали возмущаться.
- Какая разница? – усмехнулся я, - Меня скорее обидела бы их пятёрка.
Кажется, в.п.с. был единственным абитуриентом на биофаке МГУ с четверкой в аттестате по биологии. Её преподавала гражданка, принципиально шестерившая перед начальством, и комедия получила достойное завершение, когда мой ответ именно по биологии был особо отмечен приёмной комиссией и оказался решающим аргументом за то, чтобы меня всё-таки зачислить (конкурс был 10 человек на место, а я набирал ровно проходной балл (10).
И если на предыдущих страницах у вас сложилось представление, что псевдореволюционные подонки жестоко травили бедных учителей (11) , то представьте себя и на нашем месте тоже. Может быть, станете к нам либеральнее.
Характеристику я получил забавную.
«Мог быть награждён золотой медалью по окончании школы. Однако этого не произошло, и только по вине Ильи.
С 1973 г. Смирнов является членом школьного комитета комсомола, участвуя в работе политического сектора, выполнял отдельные задания комитета: проводил политинформации, беседы, пытался активизировать свою работу, изыскивая «новые организационные формы», но не смог довести дело до конца».
(До какого конца, интересно? Как в Китае? Быка директором, а Лёлика парторгом?)
«В трудовой деятельности принимал достаточно активное участие. Отношения с товарищами нормальные. Поведение удовлетворительное. Внешний вид опрятный, ухоженный (именно так!!) Состояние здоровья: до нынешнего года часто и подолгу болел, до 9 класса был освобождён от занятий по физкультуре, последние годы его физическое состояние улучшилось, занимается физкультурой, но частые пропуски продолжаются.
Физически развит, крепок, занимался в кружке самбо.
В 10-м классе Илья ослабил учебную работу, снизил успеваемость. Вместе с тем, у него стали проявляться некоторые отрицательные черты характера, доставившие немало хлопот коллективу: самомнение, нетерпимость, бесконтрольность поступков. Однако к концу года Смирнов добился главного: закончил школу с хорошими результатами и, главное, осознал свои ошибки».
Как видите, про троцкизм и маоизм ни слова. Что же до подъ…бок в каждом предложении, то приемная комиссия МГУ разгадывать их не стала. Комсомолец, не еврей, не судимый, ну и хрен с тобой, можешь сдавать наравне со всеми.
Выпускной вечер происходил в ДК типографии «Красный пролетарий», куда я пришел уже в составе хипующего сообщества, экипированного вином и коньяком. Прилежные смотрели на наш кутёж с осуждением, неприлежные – весело и как положено. Около часу ночи меня увели на Делегатскую, в приготовленный к сносу дом, где Лёлик и его друг Боб обычно… Ну, скажем так, готовились к экзаменам. Там в меня влили водки и отправили обратно в ДК. Занятия самообороной у Реутского в секции не пришли даром: я поделил с Лёликом звание первого танцора на выпускном вечере.
-
См. гл. 9.
-
См. гл. 22
-
Непреднамеренное свидетельство того, что национальный вопрос подспудно давал о себе знать. См. также гл. 15.
-
Базидиомицеты, или базидиальные грибы (Basidiomycota) — отдел царства грибов, включающий виды, производящие споры в булавовидных структурах, именуемых базидиями.
-
Проамериканские диктаторы, соответственно, в Лаосе и Южном Вьетнаме.
-
Напоминаю, что в то время каждую осень студентов отправляли на сельскохозяйственные работы по уборке овощей.
-
Районный Отдел Народного Образования.
-
Издевательская выходка Звездочетова, когда он еще учился в 182 школе, см. гл. 1.
-
Р.Л. Стивенсон. «Похищенный», «Катриона».
-
В это время при поступлении учитывались результаты вступительных экзаменов и т.н. «средний балл» из оценок в школьном аттестате. У абитуриентов МГУ он был, как правило, максимальным.
-
Вполне обоснованное. Заметьте, что жертвами «революционного порядка в школе» становились не только плохие (грубые, нечестные) учителя, но и самые лучшие.
