Глава 23.
«Она боится огня, ты боишься стен.
Тени в углах, вино на столе.
Послушай, ты помнишь, зачем ты здесь?
Кого ты здесь ждал, кого ты здесь ждал?»
АКВАРИУМ
Я сначала хотел поставить к этой главе (1)  эпиграф из популярной песни «Тебя я встретил, когда была ты биксою…», но потом сообразил, что слова ее относятся в какой-то мере и ко многим другим женским персонажам моей левой истории, потому употреблять их по отношению к ней одной будет несправедливо. Хотя она и заслуживает признания более других. Куда как уместнее, скажу я вам, строки из того хита группы АКВАРИУМ, который Артем Троицкий сравнил тут недавно с 9-й симфонией Бетховена. «Она боится огня, ты боишься стен» - в этих словах, особенно если наложить их на гребенщиковскую психопатическую музыку, как раз и будет заключена формула взаимоотношений опустошенных и обреченных несчастных хипарей, старающихся, несмотря ни на что, высоко держать перед судьбой лохматую голову. Впрочем, лохматая – моя, а у неё была вполне аккуратная стрижка. Не знаю, жива ли она (2), но в любом случае, не хочу, чтобы мой рассказ ее оскорбил. Но ведь за такие слова ты вряд ли обидишься, правда, Инна? А то, что я еще жив и чуть ли не благоденствую, так ведь это не моя вина. И вообще: тот, кто сейчас сидит за столом и пишет, лениво уставив глаз в ящик ТВ – это совсем другой человек. Я не буддист, но разве этот учёный пижон имеет много общего с пьяным хулиганом в разорванном плаще, который вышел тебе навстречу из Тимирязевского леса?
А в качестве комплимента скажу, что многие из тех приличных, которые морщатся, как от хлористого кальция, когда слышат наименование одного из самых любимых твоих предметов (а также образованные от него прилагательные, наречия и пр.) и не пьют портвейна, а пьют только Мартини, в натуре, многие из них стоят значительно меньше тебя, потому что ты свои ошибки совершала от слишком фиговой жизни, а они от слишком хорошей.
Итак, мазэр отбыла в командировку, несмотря на ноябрьскую склизь, а как себя может развлечь революционно настроенный учащийся Му? У меня с собой было, звоню Феликсу – у него тоже с собой было, польской водки. По дороге он взял еще на углу у Вишневского, так что набралось 2 х 0,8 креплёного, водка и сухое. Почти как в песне про грибочки и закуточки.
А к этому моменту, признаюсь вам, постоянных предметов увлечения у меня не было, потому что с Ирой из Полтинника мы расстались ещё в сентябре из-за взаимного непонимания, а другой девушки я найти не мог, несмотря на все старания Чуни помочь мне в этом деле. Мешала моя неумелость, страх перед почти очевидным в некоторых ситуациях триппером или разные общественные дела. Например, незадолго до описываемого важного события я собирался на бёзди к Маргарите Исидоровне (помните ее по 2-му сезону моих анналов, 75 – 76?) Время еще оставалось, поэтому я взял Чуню и урыл в центра, где мы и сидели в «Московском» с двумя незнакомыми модными тёлками. Они были совсем не похожи на проституток, да и не являлись таковыми, как выяснил в тот же вечер Феликс, когда с него не взяли ни копейки. Так вот, он пришел в кабак на митинг с нами, сел за столик номером пятым, но я через несколько минут, переговорив по делу, откланялся, мол, простите, дамы и господа, мне пора, и срыл на бёзди, где мне в сексуальном плане ничего не светило, кроме легкого флирта на почве танцев. Впрочем, дама, до этого свинченная по моему приглашению у метро 1905 года (3), вряд ли воспринимала наше общение даже как флирт. А товарищей оставил 2:2, что скоро превратилось в 2 : 1,5, потому что Чуня слишком много принял ещё  по дороге. Затем они поехали на флэт к Феликсу, где хозяин поимел, что хотел и что не хотел, т.е. п. в прямом и переносном смысле, последнее в результате того, что его мазэр обнаружила в прихожей в ж. пьяного Чуню, обнимающего чужой магнитофон. Вот так безмазово проходили лучшие годы жизни, товарищам всё, а мне кукиш, что хочешь, то купишь. Другой раз в колледже двух девочек, известных примерным поведением (как Гребенщиков на Тбилисском фестивале), обидела администрация, сказали, что они в гардеробе не только распивали, но, видимо, и по карманам шарили. А они-то этого ничего не делали, разве что немного. И, кстати, кроме смеха, подруги были чёткие, про одну нынешний художник театра «Здравствуйте» (4) всегда говорил, встречая ее в училищном коридоре: «Ах, какие ножки пошли!» Так вот, эти самые ножки, плюс еще одна пара, от обиды на администрацию пошли со мной и с т. Чуниным в Тимирязевский парк отдохнуть и развеяться, а погода была такая, что когда мы выползли на что-то вроде поляны, все промокли как свиньи, к тому же наступила полная темнота. Я взял причитающуюся мне пару из 4 ножек и сказал, что любил эту романтику известно куда – и скипаю в обетованные места. Чуня со своей любимой потянулся следом, но когда мы, повисая друг на друге и ругаясь, как… как студенты Му, вылезли из трясины на улицу с романтическим названием Чуксин тупик, то второй пары сзади не обнаружили. Искали их минут 40, грязные и злые рыскали по проклятому тупику, забывая даже целоваться, и, о Господи, в каком же виде наконец-то появились перед нами двое леших.
- На вас, что, напали? – спросил я в ужасе.
- Нет! – с гордостью отвечал Чуня, - Но я ее все-таки ВДУЛ.
- Где?!
- Там! (5)
А мне вечно не хватало то смелости, то упорства. Зато в ноябре 1977 судьба разом вознаградила за все обломы и лишения.
Итак, мы с Феликсом мрачно слушали музыку. Потом решили прогуляться в парк – и исчезли во тьме, такой же сырой и грязной как вышеописанная.
Среди деревьев горел костёр, там суетились какие-то тени и бренчало что-то стеклянное. А у меня как раз не оказалось спичек в кармане нового светлого плаща, в котором я походил бы на французского детектива из фильмов 50-х годов, если бы не хаэр (сигареты потерялись впоследствии). Итак, мы подошли к отдыхавшей у костра компании. Я даже не врубился в их социальный состав, потому что в ответ на просьбу об огоньке мне сразу предложили х.., а лишний был мне не нужен, я попытался это объяснить, в результате негостеприимный молодой человек упал, потом другой меня отпихнул на бревно, и я упал тоже, но, избегнув навязчивой близости чужого шуза к лицу, успел сорвать с шеи красивую антаресовскую бляху на толстой унитазной цепи (6) – хиповская ещё до-армейская работа – и прокричав что-то по-японски, типа  «банзай», пошел в психическую атаку. По дороге что-то сзади вцепилось мне в волосы, но тут на помощь пришел Феликс, вежливо освободив мою прическу, и мы как два линкора, прорвались через костер, разбрасывая горящие поленья, и дальше уже бегом скрылись в лесной темноте.
Теперь вы понимаете, почему по этому лесу ездит конная милиция: хулиганство под каждым кустом.
Однако плащ мне разорвали снизу доверху, рука была разбита, и соответственно всё в крови, а волосы даже от лёгкого поглаживания выпадали пучками, как при облучении.
Мы выбрались на одну из аллей на территории больницы и под фонарём изучали повреждения друг друга - Феликс смотрелся не лучше - как вдруг заметили приближающуюся женскую фигурку. Массируя разбитую губу, Феликс направился к ней, чтобы попросить сигаретку. Покурить то мы так и не успели. И хотя знакомство в 11 часов на аллее возле леса могло бы насторожить даже мастера по боксу, девушка не испугалась. И сигареты у неё нашлись, и ко мне они подошли уже друзьями.
Польская короткая модная куртка - голубого цвета с воротником, фирменные джинсы, стройная подростковая фигурка, чёрные волосы - похожа на болгарку.
- Да... - в свою очередь оценила она меня, -Хипуем.
Или нет, вру, так по-свойски она тогда ещё не разговаривала, а производила впечатление очень приличной девочки. Так уж получилось, что она задержалась в больнице. А вообще то она студентка 2-го меда, 3 курс, зовут Инна.
И какие же мы стали джентльмены: да что вы, да как вы поедете в такую ночь в такую даль, да вокруг же бандиты, скромную девушку могут обидеть. А у нас здесь неподалёку роскошный апартамент с финской мебелью (хм...) в тишине и покое (да...) вы можете там переночевать.
- Ладно, - неожиданно согласилась она.
Мы поднялись в мою халупу, где ещё оставались винные запасы, извлекли курёнка из холодильника, сервировали стол, а Феликс с Инной ещё читали стихи Вознесенского и Евтушенко, говорили что-то за искусство. Потом мой друг как-то резко захотел спать, причем лег на полу в большой комнате, хотя неподалёку виднелась кровать, а как он ложился, слышали, я думаю, и на первом этаже. Теми же неисповедимыми путями я оказался в одной постели с Инной – в другой, маленькой комнате. Она сказала «Успокойся», и я послушно уснул.
А утром первое, что уловили мои поднятые от подушки глаза – обалдевшее лицо Феликса, который стоял в дверях в полной лётной форме, готовый уходить в свой МИИГА, но на нас, лежащих под одеялом, смотрел так, как если бы это были не знакомые ему люди, а, скажем, Мао Цзэдун и Цзян Цин.
- Что такое? – спросил я встревожено.
- Да ничего, так… Я пошёл учиться.
Как только захлопнулась входная дверь, моя лесная знакомая поинтересовалась: «Ну, что тебе было нужно вчера?» - и я как-то сразу забыл и про странный уход Феликса, и про порванный плащ.
Только часов в 7 Феликс позвонил и спросил: что это за женщина у меня в квартире и откуда она взялась?
А мы с Инной остались на трое суток интернированы в квартире, я отлучался только в магазин за едой и в поликлинику за справкой от учёбы, раскатал губу сразу на две, но в итоге хватило и одной.
Был трезв (на вино денег уже не оставалось), так что хотя бы помнил, что делаю я (и что со мной), в арсенале моей партнерши было множество разнообразных приёмов, а вспоминаю я об этом не ради порнухи, а чтобы аргументировать свой протест против крепкой патриархальной семьи, моногамии и прочего фуфла а ля тов. Белов: человеку нет необходимости обкрадывать себя, лишаясь одного из замечательных наслаждений, а тем более глупо искусственно создавать такие условия, при которых наслаждение это становится грубее и примитивнее, чем могло бы быть. Это все равно, что имея возможность приобрести фирменную систему и кучу модных дисков, из принципа слушать один «Маяк» по радио (7).
Когда вернулась мазэр, она, разумеется, при первой возможности познакомилась с Инной, и первое впечатление оказалось весьма благоприятным. Моя новая подруга поведала про учёбу, как мечатает стать кардиохирургом етс Немалую роль сыграло и то, что квартира, вопреки традициям клуба «Антарес», оказалась чисто вымытой. Только впоследствии я был с пристрастием допрошен: а то ли есть Инна, что она о себе говорит?
Итак, по поводу кардиохирургии.
На 2-й день она сказала мне: "Конечно, сначала я тебя обманывала, потому что думала - мы разойдёмся как в море корабли." Короче: в меде она действительно училась, даже сохранила зачётку, только её выгнали ещё со 2 курса. Теперь где-то работает и надеется восстановиться.
На 3-й день: Восстановиться будет трудно, потому что уже два года она не работает нигде. И вообще зовут её не Инна, и живёт она не с папой-партийным работником, а где и с кем придётся, поскольку прописана (была) под своей родной фамилией в г. Целинограде Каз.ССР, а основное место приложения её творческих сил -"центра" г. Москвы.
Итак, выясняется, что Инна - будем называть её по-прежнему этим именем, поскольку так её называли все - представляла социальную категорию т.н. "центровой урлы", выросшую из альянса хипов-старосистемников с блатными. Получилось нечто забавное. Прежде всего о хиппах: не знаю, как в Питере, но в Москве они быстро потеряли высоко-идейный облик, и уже к середине 70-х вожак старой системы "СолнцА" (Солнышко, по имени которого система и называлась "Солнечной") (8) по прикиду и выражению лица мало чем отличался от рядового ханыги. Кстати, он был большим другом Инны.
До сих пор, тусуясь по центрам, вы можете встретить ту или иную оборванную и обосранную фигуру, которая попросит у вас 20 копеек и с гордостью добавит: "А ведь я из старой системы."
Я уже касался вскользь этих кругов, когда рассказывал про Стаса и Рольфа, но те двое были изначально в большей степени уголовники, а Инна, насколько я могу судить, зашла туда с "цветочной" стороны и проделала путь по УК вместе со всем букетом.
Основной штаб-квартирой им служила "Яма", она же "Ладья", пивнуха на углу Столешникова и Пушкинской, где команда Солнышка могла собираться без всякого стрёма и пропиватьзаработанное в других районах города, в основном центральных. Обстановка, конечно, резко отличалась от делегатского "Шалмана". Сюда заходили и приличные люди, просто освежиться пивком, и подгулявшие гости столицы, и военные, люди и при бабках, и неплохо прикинутые. Но ядро общества составляла вышеупомянутая капелла. В неё входили спившиеся интеллектуалы, чуваки с хаэрами ниже пояса, направлявшиеся в сторону Вудстока, но ставшие по пути почему то профессиональными ворами, наркоманы и очень своеобразные женщины, которых, конечно, можно было назвать и проститутками, но такое простое определение не исчерпывало бы их талантов и не отвечало бы тому авторитету, который они имели в "Яме". Вопреки распространённым представлениям об униженном положении женщины в блатной среде, Инна и её ближайшая подружка по кличке "РингА" были настоящими хозяйками дома. Такая власть моей женщины над опасными силами "Ладьи" даже меня пугала - когда я наблюдал, что любой мужик, позволивший себе насмешку или не дай Бог грубость по отношению к ней, будет моментально окружён корешами самого зверского вида и покинет питейное заведение. Если станет возражать, хотя бы и с друзьями - покинет с ускорением. Иннины единоверцы управляли своей вотчиной не менее жестко, чем Каддафи и Нимейри (9) своими.
- Ах, блядь, - говорят Инна и Ринга, - Мы хотим в дабл.
А женский дабл засорился. Тотчас выходят из-за столиков трое молодцов, освобождают по-быстрому мужской сортир и, впустив дам внутрь, стоят на страже столько, сколько нужно, даже не утруждая себя особыми объяснениями с возмущённой толпой любителей пива.
Здесь за столиками составлялись наполеоновские планы, обсуждалось прошлое, кто-нибудь читал рассказы или стихи, нередко замечательно талантливые, и здесь же хвастались, на сколько штук флэт помыли. Мусора были свои, как и во всех подобных притонах. Они здоровались с завсегдатаями за руку. А персонал "Ямы" как бы вообще составлял с урлою единую семью. Что кстати, и объясняет полную безмазовость конфликтов с этой урлой: администрация, а вслед за ней и полиция в любом случае окажутся на стороне "своей" системы, а не "чужого хулигана". Особенно мил был один официант интеллигентного вида с бородкой лет 25, всегда чисто выглаженный и похожий в своём белом халате, пока трезвый, на дореволюционного доктора. Накирявшись в дупелину, он обыкновенно отдыхал на подоконнике, а Инна драпировала его занавеской.
В отличие от пролетарского "Шалмана" здесь можно было не только махнуть припасённого винца, но и закусить как следует: рыбой, креветками, сосисками, горошком. Не как у Гиляровского, конечно - но лучше, чем солёные сушки. А фирменное блюдо составлял циклодол, средство для лечения паркинсонизма - его хавали в больших количествах, запивая пивом. В результате торчёный персонаж вполне сходил за простого советского алкаша (по запаху), и только намётанный глаз мог выделить не-винные детали в поведении. Хотя такие новички как я не могли найти с циклою общий язык. Обнаружив её в больничной аптечке (где проходил практику), я заинтригованный рассказами Инны, решил попробовать, но съел слишком малую дозу, 3 таб., и вместо того, чтобы ловить кайф, просто уснул, как от снотворного. Но вообще-то я, как уже отмечалось, был тогда и остаюсь до сих пор довольно равнодушен ко всякой дури. А Ринга, та жрала её пачками, и умудрилась ещё родить от таких же отцов пару детей, отличающихся от большинства знакомых мне детей только тем, что слово "мама" они уже с ясельных лет произносили в жёсткой форме и в устойчивых сочетаниях.
У Инны всё складывалось не так гладко. Не случайно впоследствии наш старший друг психиатр Кирилл Фёдорович (10) обнаруживал у неё разные диагнозы, требующие медикаментозного лечения. Только ведь не циклодолом, надо полагать. И не удивительно, что отходняк от той дряни, которую она хавала, проходил у неё порою очень круто. Однажды, приехав ко мне из "Ямы", она решила пилить себе вены, объяснив заплетающимся языком, что "такая жизнь ей настопи..ила." (Не сомневаюсь). И пока я отнял у неё лезвие, изрезала себя и меня так, как будто мы вышли из штыковой атаки. Пришлось вязать её полотенцами, как в дурке, что было о-очень непросто, потому что реакция у нее была замечательная, и драться она умела не хуже мужика. После чего я взял с неё слово не прикасаться к цикле. Сами понимаете, сколько это слово стоило.
Зато Инна могла выпить бесконечное количество спиртного: говорят, такой феномен в природе случается, но я просто торчал, наблюдая за тем, как она пила со здоровыми мужиками наравне, и те уже не вязали лыка, а она читала стихи, веселилась, и вообще хрен бы кто сказал, что она выпила больше, чем бокал шампанского. Потом и я переставал выполнять функции наблюдателя, а она продолжала играть в свои любимые игры. Не знаю только, как всё это совмещалось с утверждениями Инны о том, что у неё-де больные почки, пиелонефрит... услышав о котором, я закричал, что пить с ней не буду, и другим за это бошки оторву. Кстати, "другие" только посмеялись бы над таким старомодным гуманизмом, Хотя в драке могли бы пойти друг за друга на смерть. Но позже в моей голове поселились серьёзные сомнения по поводу столь серьёзных недугов. Ведь Инна могла с лёгкостью навешать на уши кому угодно какую угодно сказку и имитировать любое состояние. Тот же приступ боли, например. Порою она ради развлечения проделывала такие эксперименты со мной - и я тоже верил. Не поверить было просто невозможно. Здесь, наверное, симптоматика т.н. гипертимной психопатии развилась в профессиональные качества. Ведь главным источником существования для Инны служили "аск" и менее безобидный "кидняк". В первом варианте основная сложность заключалась не в том, чтобы просто сшибать бабки у прохожих - 20 копеек всегда дадут - а в том, чтобы сшибать помногу, разыгрывая для этого целые представления. Настоящие мастера тонко улавливали психологию жертвы. Например, парень гуляет с девушкой - наверное, ему неудобно будет выглядеть скупым Плюшкиным. За часовую прогулку професссионалы собирали по нескольку червонцев. Организовывали такие эстафеты: ходили весь вечер из кабака в кабак таким образом, чтобы заработанного по дороге хватало на следующее заведение. И так до упора - а после упора гудёж продолжался на блатхате.
Партнером Инны был обыкновенно длинноволосый чувак по кликухе "Лир", предпочитавший тем не менее не "Лиру", а "Московское". Он отличался литературными способностями: участвовал в известном переименовании столичного метрополитена в "Наркоткинские", "Дискотеку имени Леннона", "Водковскую", "Филовский фак" и пр. (Фил -один из первых хиппи (11). Непереименованным осталось только "Динамо". Лир сочинил ещё поэму об интернациональной свадьбе в Национале с рефреном "Нелегко теперь таджичке выйти замуж на Руси", поэма сделала бы честь и Звездочётову, и Свену, и Лимонову, её разучивала наизусть половина "центров". Как настоящий русский поэт, Лир утверждал, что доживёт максимум до возраста Иисуса - а стукнуло ему четвертак - и с помощью циклы и прочей дряни двигался к цели с опережением графика.
Порою за "аскающей" парой двигалось прикрытие из тех, кто хуже владел языком, но куда лучше - руками, ногами и приёмами самообороны (или самонападения)..
Другое занятие Инны и К° - кидняк, т.е. мошенничество, тоже требовали театральных способностей. Например, обещаешь товар, берёшь бабки и скипаешь. Или вместо обещанного впариваешь какое-нибудь говно: скажем, одну штанину от джинов, запечатанную в пакете.
Даже близкому человеку трудно было просечь, что в Инне - правда, что - аггравация (преувеличение имеющихся симптомов - мед.) а что, по-русски говоря, полный п..дёж. Зато любо-дорого было посмотреть, как она входит в доверие к самым разным людям и за считанные минуты становится лучшей подругой. Когда я познакомил её с антаресовцами, она вошла в наш круг так, как будто бы училась со Звездочётовым с I класса. Но это, скажете вы, естественно - что может быть роднее люмпену, чем его люмпенская организация. Разумеется. Но что заставляло Ричарда утверждать, вплоть до самого последнего дня нашего сотрудничества, что Инна -единственный в Антаресе интеллигентный человек? А возникла эта любовь всего за один день, когда она была совершенно бухая, и по дороге в тачке рассказывала такие анекдоты и случаи из жизни, что шофёр покраснел. А на подступах к Форпосту я ей сказал: "Будь умницей, ради Христа" и дал жвачку, чтобы вином не пахло. Она только засмеялась. А потом поговорила с Ричардом о проблемах педагогики так, что впечатлений хватило на полгода.
Ещё удивительнее то, что за весь наш роман она меня ни в чём серьёзно не продинамила. Был, правда, случай сомнительного характера: она обещала Феликсу достать сигареты в "Интуристе", получила 40 рублей и потом начала фачить мозги, в результате чего мне пришлось самому расплачиваться за эту сделку. Но, во-1-х, это финансовая мелочь на фоне её обычных дел (не для нас с Феликсом, конечно же), во-2-х, вполне возможно, что она искренне раскаивалась в происшедшем и какие-то серьёзные причины мешали ей посетить "Интурист". Думаю, в конце концов она где-нибудь надыбала бы проклятые сигареты - если бы не прозвенел звонок.
Из Антареса в наилучших отношениях с ней состояли Звездочётов, Шура Носов, Ржевский. Некоторую антипатию демонстрировал только Чуня – до сих пор не могу понять, почему. Сложные отношения сложились у неё с Фортунатом. Как-то он, зайдя ко мне в гости, стал перед ней кидать какие-то понты, но она обложила его таким изощрённым набором мата и фени, что он сразу, как говорят англичане, шат ап (12).  И потом Инна мне сказала с раздражением: ну, он дешёвка, твой Фортунат. А тот, хоть и стебался над ней за глаза, в «Яме» бывать перестал, а если встречался с Инной где-то ещё, становился тихим.
Не выше оценила она и Рольфа, предположив, что он по совместительству дятел, и поэтому его не трогают и не лишают московской прописки.
А вот что произошло со Стасом (13). Пронёсся слух окольный, что в конце лета он переломался, бросил ширяться, и теперь появляется в центровых кабаках в длинном кожаном пальто и вообще в таком виде, что и не проссышь, какого он подданства человек. Однажды зимой мы с Феликсом зашли в "Московское", где тогда можно было относительно дешево по нашим прайсам посидеть в культуре и тепле. Выхожу покурить в фойе - и встречаю там, кого бы вы думали - Стаса. Мы распили бутылочку десертного за встречу. Он действительно помолодел, поздоровел и повеселел.
Но когда мы выходили из "Московского", какой-то клиент, коротко стриженый, приклеился к стасовой герле: "цыпочка, поди-ка сюда!" Она его оттолкнула, а ваш покорный слуга, шедший следом, слегка развернул и открыл им дверь кабака, чтобы товарищ не задерживался и скорее проходил на воздух. По дороге он ещё получил от Стаса лёгкий поджопник, но вылетев на улицу Горького как шампанская пробка, тут же достал свисток и стал свистеть, намекая на то, что он не только жлоб и полный идиот, но ещё и имеет отношение к охране порядка. А может, это с самого начала была против Стаса какая-то провокация. Набежали какие-то люди, началась свалка и неразбериха, как обычно у дверей кабака, где публика не очень трезвая. Появились и полюса. Но в тот самый критический момент, когда нас уже хватали за одежду и собирались "задерживать", Инна с Лиром, оказавшиеся на боевом посту, врезались в толпу с фланга, стали что-то лепить одному, другому -по принципу: "Что случилось?! - Я свидетель! -Вот он, вот он побежал!!", тащили за рукава тех, кто хотел тащить нас. Образовался ком, похожий на пчелиный рой, из которого опытный Стас тут же ломанулся на свободу, увлекая за руку и меня. "Слушай, какая клёвая герла" -сказал он потом, когда мы несколько отдышались и пришли в себя. Да, кажется в Антаресе появилась атаманша.

1. Глава про московских хиппи фрагментами воспроизводилась в журнале «Урлайт» (№ 8 (27) 1991) и в книге «Время колокольчиков» (М.: ИНТО, 1994, "Яма» - «Там собиралася компания блатная…») Здесь  она публикуется полностью.
2.  Таким образом, уже в начале 80-х то, что героиня этого очерка жива, вызывало сомнения.
3. Демонстрация  «Антареса» на Красной Пресне в апреле 1976 г., закончившаяся массовым задержанием, см. гл. 12.
4. См. гл. 14 http://sinevafilm.ru/antares_14.html
5. Примечание 1983 г. Это случилось приблизительно в марте 1977 г., когда Чуня еще не закончил МУ.
6. Напоминаем, что тогда во многих домах еще действовала сантехника с бачками высокой установки, соответственно, для спуска воды нужно было дёргать за цепочку.
7. Здесь мемуарист, сам не будучи хиппи, точно воспроизводит хиппистский взгляд на «сексуальную революцию» (в до-СПИДовскую эпоху). Опасность триппера (о котором говорилось выше) его почему-то уже не беспокоит, хотя именно в данном случае она была очень велика.
8. Юрий Бураков, о котором много воспоминаний, в той или иной степени романтизированных (http://www.m24.ru/articles/46485?attempt=1 и пр.) + целый фильм Гарика Сукачева «Солнце», романтизированный сильно.
9. Джафар Мухаммед Нимейри— правитель Судана в 1969—1985 гг.
10. К.Ф. Леонтович, см. гл. 17.
11. Видимо, Филипп Смоктуновский
12. Shut up! = заткнись! «Это может прозвучать грубо. Но с улыбкой и повышением интонации может означать "Я тебе не верю" или "Неужели? Ну-ка расскажи". http://audiorazgovornik.ru/ob-angliyskom-yazike/1386------mastering-the-finer-points-of-american-slang
13. См. о нём гл. 20.

Графика - из журнала "Урлайт" (№ 8 (27) 1991)