Глава 33.
«Осень, осень! Над Москвою
Журавли, туман и дым.
Златосумрачной листвою
Загораются сады.
И дощечки на бульварах
всем прохожим говорят,
одиночкам или парам:
«Осторожно, листопад!»
Ольга Берггольц. Листопад.

Ни о какой отставке не могло быть и речи, компаньерос требовали, чтобы я не выпускал руля, а попытка переложить руководство на Ржевского не вызвала никакого энтузиазма.
Вы, наверное, помните историю с моим неудачным браком. До самого последнего момента я тешил себя надеждами, что вот, мол, получу бабки, куплю себе фирменный мафон вместо окончательно доломанной «Электроники», котлы и хорошее пальто, зайду в компании весёлых друзей … Да хотя бы к той же Оле. Или встречу её на стриту, такой же модный, как Стас (1). И скажу: «да Бог с тобой, с проклятою…» (как там у Высоцкого?) И тут я понял, что ничего такого мне больше не хочется. Как мотоциклисту, который выписался раньше меня. Самый авантюрный сюжет больше не вызывает эмоционального отклика.
Постепенно тупое безразличие распространялось на все сферы моей жизнедеятельности, от возвышенно политических до самых интимных, и искреннюю вовлечённость в происходящее я вынужден был всё больше заменять усилием воли: так надо. Скоро ничего, кроме «так надо», и не осталось,  а в некоторых делах, в которых «так надо» не помогает, образовалась просто пустота.
Вот восстановим Антарес по-новому, - говорил я себе, - А там подлечусь у Кирилла Федоровича. Может, всё пройдёт как год назад.
Состоялась встреча секретной группы, занимавшейся выходом на диссидентов. Ребята предложили на выбор: корреспондента «Юманите» или же одного из немногих ещё не посаженных активистов правозащитного движения. Остановились на втором варианте, хотя это было уже всё равно.
В сентябре 1978 г. советская страна в Ясной Поляне отмечала день рождения Льва Николаевича Толстого. И мы в том числе.
Первая партия во главе с Филом уехала разбивать лагерь. Мы с Ржевским везли – без билетов, как водится, - до Тулы и далее на автобусе вторую группу. На автобусной остановке нас встретил Свен и сказал, что к Толстому собралась масса молодёжи, а наших уже один раз чуть не свинтили, спастись удалось только через забор.
В три часа парк Ясной Поляны практически закрылся. В воздухе вокруг аромат плана. На страже шеренги ментов. Иностранцы заснимали «противостояние молодёжи с полицией».
До сих пор не понимаю, как родился и распространился  по городам и весям призыв почтить память дедушки Льва Николаевича. Какая-то социальная мистика.
Радикальные группы, а также просто ханыги (тоже радикальная группа, причём самая многочисленная) разбили палаточные лагеря на кромке леса, откуда открывался вид на весь театр военных действий.
- Придёт, когда стемнеет, - сказали мне на ухо, отведя в заросли как бы за хворостом для костра.
Как только зашло солнце, а у нашего костра зазвенела гитара, и сиплый тенор Михалыча затянул очередную блатнятину, появились двое. Один обычный хипарь, каких в Москве сотни. Второй постарше, но тоже мог бы сойти за модного центровика: борода, длинные тёмные волосы, джинсовая куртка.
-К вам можно?
При свете огня я увидел, что у бородача совсем не хиппистское выражение глаз, и вся его фигура демонстрировала такую целеустремлённость, что скорее его можно было принять за спортсмена.
- Меня зовут Саша, - представился он, а фамилия была известна по передачам «голосов» и даже по статейкам в нашей правдивой прессе (2). Базар про баб и мочиловки смолк сам по себе. Он говорил мягко, но убеждённо, как бы рассуждая вслух, только понятно становилось, что ответ не вызывает сомнений. Сначала он был марксистом, да и сейчас относится к марксизму с большой теплотой, первый раз залетел за выпуск институтской газета (о, совсем как мы!) – исключили из колледжа. Позже был арестован. «Потом, когда я обратился к Христу, то понял, насколько его учение шире любого другого, насколько оно всеобъемлющее. Ведь согласитесь, что в марксизме, при всём к нему уважении, совершенно не разработана этика и вообще всё личное, что касается человеческой души…»
- Ранний Маркс… -начал я.
- Правильно! Но потому и ранний, что в зрелости забросил эти сюжеты ради экономики и политологии. А человеку нужны не только знамя и расчёт. Нужно то, что согревало бы душу.
Он пустил по рукам отпечатанный текст с изложением взглядов молодых христиан. Завязалась дискуссия. Одна герлуша с образованием, наверное, классов в 5, вообще не понимала религии в наше время. Когда она узнала, что академик Павлов был верующим, для неё это прозвучало как великое открытие. Мы предложили гостю вина, он отказался, объяснив, что отказывается не из ханжества, а потому что человек, ступивший на определённый путь, должен соблюдать особую осторожность. Если что случится, никто не должен сказать, что он был пьян.
- Понятно! – чуваки закивали головами, и все дружно согласились, что на серьёзное дело нельзя идти бухим.
На самом деле я думаю, от двух глотков сухого ничего с нашим гостем не сделалось бы, но тогда не было бы и темы для восхищения, так что элемент театральной позы в нём присутствовал.
Но попробовал бы нам кто-нибудь тогда сказать об этом. Профессиональный революционер, не пьёт вина, в любую минуту ожидая ареста – это вам не урлак из «Ямы» и не пиз….л из Комбрига. А ночной наставник ещё поведал пару забавных эпизодов из своей жизни на 101 километре (3). На него, как и на Буковского, тоже нападали хулиганы со странными манерами типа: Иван Иваныч, сзади заходи!
- Нас было только двое, и у нас был пост, если бы нас сбили с ног, то конечно, изувечили бы. Но мы, слава Богу, отбились. Потом я завёл овчарку.
Но что мне больше всего понравилось – не боевые воспоминания (наслушался и насмотрелся), а редкое среди верующих качество: широта и терпимость к иному мировоззрению, незацикленность на догматике. «Конечно, и среди атеистов есть прекрасные люди, - говорил он, - Сами того не зная, служат Христу». К сожалению, у нас много железобетонных христиан, особенно среди баптистов: «раз в Библии написано про всемирный потоп, так он и был всемирный, а ты, если сомневаешься – грешник, и нет тебе спасения». По-моему, похоже на полковника Андрея Михайловича из нашего училища.
Утром 10-го в поезде мы сидели на отдельной скамейке: Саша, Борис (4) из Комбрига (теперь он имел больше отношения к Антаресу) и в.п.с. Билет был у одного (догадайтесь, у кого). Впрочем, я готов был усомниться в честности Бори, когда он говорил, что не берет билета: может, просто не хотел выделяться из хиппового коллектива. Так же, как когда при встрече с Лёликом (5) притворялся пьяным. Саша передал нам свой адрес на 101 км. И телефон, по которому можно выйти на связь с его московскими друзьями. Мы договорились, что как только Антарес выработает принципиальное согласие, будет заключено соглашение о сотрудничестве.
Впрочем, принципиальный вопрос был поставлен ещё накануне у костра.
- Мы против контактов с буржуазией!
- А вы представьте, что вашу девушку арестовали, в тюрьме ей угрожает смерть. Вы пойдёте на всё, чтобы ей помочь – или станете раздумывать о пролетарской чистоте организации?
Никто из оппонентов не нашёл, что возразить. Это не означало резкой перемены отношения к «буржуям». Но во всяком случае мы уже не возражали против отношений с теми, кто, в свою очередь, дружит с буржуями.
Со Скорой, куда я распределился после колледжа, меня уволили без затруднений, как только увидели справку об уважительных причинах несвоевременной явки по месту распределения. Больше никуда не приглашали – хотя я, как культурный безработный, регулярно ходил отмечаться в Горздрав. Что касается Оли, то я никак не мог с ней встретиться, а знакомые из Комбрига говорили, что у нее постоянный любовник – известный педагог.
После Толстого наш клуб занялся печатным творчеством. Размножили брошюру «С точки зрения молодёжи» с подписями «Феликс Аронов» (6) и «Иван Нечаев», то есть в.п.с. – про то, как бюрократия подавляет поп-музыку. Это для масс. А для интеллектуальной элиты на флэту у морозовских аристократичных родичей была в недобрый час устроена читка моего «Марксизма» (7). Предприятие тянуло на ст. 70 УК как два пальца обоссать. Но слушатели восторгались, а Валя Юмашев из «Московского комсомольца» даже предложил установить связи с «Континентом». Но сделал он это как-то несерьёзно, как будто речь шла о знакомом в приёмном пункте стеклотары. Я отказался, а на прощание просил всех: «Молчите». Спустя пару дней узнал цену этим «Континентам». В пионерлагере у нового олиного друга тот же Валя рассказывал с воодушевлением про наш вечер (8).
А мы как раз готовили второй семинар того же толка. На сей раз у меня, потому что Морозова с бабкиной квартиры за постоянные сборища выставили. Собрались, последним запыхавшийся Морозов: «Ребята, за мной идёт Игорь Якименко. Не знаю, кто его пригласил, но скорее всего Мариничева, потому что она в курсе нашего собрания».
Ах вы бл…, на ходу разрабатываем коварный план, как устранить лишние уши, тем более, что Игорь – совсем молодой пацан (до сих пор мучаюсь раскаянием за сотворённую с ним гнусную шутку, тем более, что никаких злых намерений он против нас, скорее всего, не имел). Незваного гостя радушно встретил в прихожей Свен. «Ах, как я рад!» Польщённый вниманием такого крутого человека, Игорёк проходит с ним в маленькую комнату, а Свен тут же начинает гнать про хиппи, про автостоп, про наркоту, предложил колёсами закинуться (в натуре это был трихопол).
- Не хочешь? Тогда вмажем!
Разлили по стаканам жидкость одинакового цвета, только у Свена это было слабенькое вино, а у Игоря 40-градусный коктейль, и после пары тостов он уже не отличил бы речь Брежнева от концерта ДИП ПАРПЛ.
В большой комнате тем временем состоялся большой разговор: многие оспаривали заключительную часть брошюры, где речь шла о праве на восстановление и восстановление силой норм 20-х годов, а также название «молодёжная партия» вместо прежнего Антареса. Морозов сообщил, что у него есть шрифт («не связывайся, он чувак несерьёзный» - тут же шепнул Борька). Впоследствии оказалось, что шрифт этот (реальный или фантастический) он предлагал и другому человеку, и когда это предложение всплыло именно там, где положено всплывать разговорам о шрифтах, в Комбриге произошёл один из скандалов, после которых эта организация уже не оправилась, пережив Антарес где-то на месяц.
Феликс. Минус Феликс. В середине сентября его наконец исключили из института и из комсомола за организацию чрезвычайных даже по антаресовским масштабам беспорядков в «строяке» (9) - с битьем преподавательского состава. Он уходил в штопор, напоминая Боба полутора годами ранее. Один раз уснул на полу у Лёлика, выставив предварительно окно. Лёлика не было дома, и Феликс таким образом зашёл в гости. Осенью, спасаясь от подступивших со всех сторон неприятностей, он завербовался помощником экскаваторщика в Синегорье, Колымгэсстрой.
Минус Оля. Окончательный разрыв произошёл просто, она сказала, что у неё «есть другой человек», но мы можем остаться добрыми друзьями.
- Он был тебе еще добрым другом, когда я торчал в крэйзухе?
- Фу, какая грубятина.
И я пошел себе по улице, заваленной жёлтыми листьями, напевая песенку БИ ДЖИЗ:
I keep straining my ears to hear a sound
Maybe someone is digging underground
Or have they given up and all gone home to bed
Thinking those that once existed must be dead
Гриша. В калейдоскопе относительную трезвость сохранял только он. Долгий разговор произошёл у нас в кафе «Ритм» (10), там он отмечал 20-летие, представляясь персоналу корреспондентом «Комсомольской правды». Кафе было тихое, вне модных тусовок. «Люди не те, - сказал он мне, - Ты сам признаёшь, что болен. Более чем подозрительные комбриговцы. Свен, у которого сегодня революция, завтра поллюция. Компания хороша для похода по бабам. Утихомирься немного, тебя никто никуда не гонит».
Ах, если бы он сам следовал своим советам…
На другой день мы с Гришей и его невестой, знакомой читателю по полёту Звездочётова в коммунизм (11), гуляли по Москве и решили зайти к Оле, забрать разные бумажки, оставшиеся у неё от нашего знакомства и сотрудничества. Оля всё отдала, а заодно стала показывать фотографии своего нового boy-friend-а. Мол, приходите ещё, я вас с ним познакомлю.  Гриша уссывался, слушая всё это, а когда мы вышли на улицу, во весь голос провозгласил: ну и бл….!
- Тише ори, люди вокруг, - забеспокоилась его аристократичная подруга.
- Кстати, - добавил комиссар по пропаганде уже в спокойной манере, - Этот Борис, который в последнее время становится у нас чуть ли не лидером Антареса, по –моему, ещё хуже, во всяком случае, опаснее.
Вскоре Гриша уехал на картошку (12). Там, обиженный плохими условиями, он демонстративно швырнул лопату и сказал, что видел всё это в гробу. И с группой товарищей обломился в Москву. По дороге с какого-то местного административного здания был сорван флаг. Короче, когда его надо было исключать из института, даже предлог не пришлось искать.
Числа 20-го меня пригласил в гости Кирилл Федорович Леонтович.
-Вам недолго гулять, - сказал он, - Ты это чувствуешь?
Я отмахнулся: «А, зубов бояться…»
- Хотел бы я только знать, кто меня приплёл к вашему делу. Ведь ни с кем из Антареса я со времён битвы на улице Доватора не встречался. Странно.
Он прямо не сказал, что случилось, но надо быть полным м..аком, чтобы не догадаться. Такими м…ками мы и были.
На этом последнем отрезке пути, когда сошли со сцены многие основатели Антареса, едва ли не главную роль стал играть Борис (здесь комиссар по пропаганде был прав), почти совершенно подчинивший меня своему влиянию. Из последних сил поддерживая видимость нормальной жизнедеятельности, я уже не способен был критически воспринимать происходящее – как раненое животное, которое по инерции бежит, не разбирая дороги. В отличие от Ржевского, поглощенного игрой в детектив, как если бы это были безобидные шахматы, Боря был слишком тонким психологом, да ещё с коммунарской выучкой, чтобы этого не понимать. И не хуже Гриши знал истинную цену участникам парада. Поэтому чего он добивался, форсируя левый крен тонущего Антареса, я не понимаю до сих пор. Или не хочу понимать. Но он делал это энергично и по-деловому, не как русский анархист, а как американский менеджер.
Что касается анархистов: мухоморский флэт братьев Мироненко (у метро Кузнецкий Мост) осенью отчасти заменил нам Форпост. А последним делом Феликса стало установление связей с дискотечниками из ДК «Красный пролетарий» на Самотёке. Переговоры с ними как раз происходили у Мироненко. Все стены радовали глаз живописью, царила атмосфера модной свободы – в такой обстановке даже самого осторожного и рассудительного товарища, если он молод, можно было перевоспитать в авантюристы. Там же состоялась встреча с Сережкой Соловьёвым, вернувшимся из армии. Помните «черно-красный вторник» на Пресне? (13) Отслужил он как-то странно, год в десанте, год в стройбате. Сейчас пахал на заводе. Борис после долгих разговоров за жизнь предложил ему… ну, не дискотеку, конечно, а «серьёзные дела». «Зае..сь!» - обрадовался наш старый комрад.
Зато поездка в Чёрное – в автономный хиповский «Грин ин Блэк» - дала иные результаты, там хранили традиции Антареса 76 года – молодежного клуба, а не группы заговорщиков. И после дембеля рассчитывали именно на клуб, а не на Лефортовскую тюрьму. Кстати, дискотечники из «Красного пролетария» рассуждали так же. И Костя Звездочётов впервые в жизни занял не экстремистскую позицию. Может быть, ему слишком уж были несимпатичны такие люди как Боря с его сложными комбинациями, он не выносил самого этого стиля, и не случайно ещё на проспекте Мира ссорился с Голицыным, а на Самотёке с Ржевским. Но Костя рассуждал так: если я с вами не согласен, я скажу громко, какие вы дураки, и какой у вас понос в голове, но всё равно останусь с вами вместе на пути хоть к ё…ой матери.
Поэтому Костя тоже не спас.
Вторая поездка на КСП, где в последний раз Антарес собрался вместе, получилась скучнее первой. Может быть, праздник лесной песни потерял прелесть новизны. Может быть, ухудшился репертуар – в рамках общеполитических сдвигов.
Когда мы подошли к сельпо затариться вином, народ расступался с необычным для винного магазина почтением. Я очень удивился и купив то, за чем пришли, отловил одного из местные ребят и стал расспрашивать, почему на нас так странно смотрят. Он объяснил, что приезжала из Москвы милицейская машина, и менты предупредили: мол, в лесу собирается 5 тысяч бандитов на свою сходку, всю ночь будут пьянствовать, петь воровские песни, а если что не так – резать и рубить топорами.
Наверное, рассчитывали затруднить нам жизнь, но добились противоположного результата.
Соловьев, будучи ярым поклонником Высоцкого, о КСП доселе не слышал, а теперь был просто потрясён, что такое вообще возможно при сов. власти. Его мощная фигура всю ночь перемещалась по лагерю, с ним за компанию тусовался и в.п.с.
Встретили Папу Карло (14).
- Ты где живёшь? – запросто спросил Соловьёв.
- На Рязанском.
- О, мы туда всё время п..диться ходили!
- Ещё не известно, кто кого п..дил.
Карло был один из немногих в Комбриге пролетариев и разбирался не только в Макаренко. Они с Соловьёвым сразу подружились. И на кустовой концерт отправились уже втроем. Там отставной десантник умудрился поссать на землю в густой толпе, да так, что никто не заметил. Я сразу поверил, что правительство Чехословакии они захватили без единого выстрела.
Потом среди деревьев мы увидели две обнявшиеся нетрезвые фигуры. При ближайшем рассмотрении одна оказалась нашим комиссаром Филом (14), а вторая – Мошей, тем самым спелеологом по товарным вагонам, с которым мы когда-то ловили «в лесу жука». Теперь они пели дуэтом что-то революционное.
-  Ну и дятлы, - скривился Соловьёв, - Нажираться, что ли, приехали? Это можно было и в Москве.
На левую группу «Контакт» - из бывших друзей Российского – мы так и не вышли. Зато попали к костру каких-то мрачных националистов, призывавших русский народ к борьбе с азиатами и евреями. Мы довольно грубо предложили им лучше посетить анальное отверстие. И вернулись к собственному костру.
Отъезд с осеннего слёта – отдельная песня. КСП заказал автобусы. Потом долго решали, сажать ли туда «хвостов», т.е. таких, как мы. Приняли единственно правильное решение. Вся шобла набилась в несчастный транспорт натурально как шпроты. Кто стоя, кто раком, кто вообще на ушах. Мы пробились в привилегированный автобус с вождями КСП. Бородатые дядьки со множеством нашивок на брезентовых куртках, в нашем представлении уже пожилые. Всю дорогу они распевали под гитары что-то про лютики – цветочки. Наконец, кто-то из Мухоморов, кажется, Свен, не выдержал и попросил «из Северного чего-нибудь». На него посмотрели так, как будто он громко пёрднул.
- Здесь такого не поют
После этого многие из наших, даже Соловьёв, к КСП несколько охладели.
И на закуску – последнее помещение для Антареса. Хил сказал, что может помочь, вдруг, ни с того ни с сего, при не самых тёплых отношениях. У него, мол, есть влиятельные знакомые, для которых это раз плюнуть, найти под клуб помещение. Но им тоже надо помочь. Стены покрасить и побелить потолок. Ну, чего в жизни не бывает. Я решил: надо бы попытать счастья. А поскольку сам в этот день был занят какой-то конспирацией, отправил по данному Хилом адресу Фила и одного из братьев. По дороге вручил им собственную стремянку.
На другой день они мне позвонили. Минут 5 шел сплошной поток мата. Не знаю, как не засорились провода.
- Куда ты нас отправил? Там, б…., ни про какой клуб не было и речи, собрались пидорасы и стали к нам приставать. Мы бросили всё и еле выскочили.
Не могу подозревать товарищей по борьбе в том, что они таким образом просто заныкали стремянку. Следовательно, нехорошие борины рассказки получали дополнительное подтверждение.

 

1. См. гл. 23. http://sinevafilm.ru/antares_23.html
2. А.И. Огородников http://religare.ru/2_9782.html Какие «статейки» имеются в виду, непонятно.
3. Территория, куда высылали из крупных городов антиобщественный элемент. Что за эпизод из жизни В.К. Буковского, опять же, непонятно, герои питались слухами.
4. Борис Исайко, см. гл. 28 http://sinevafilm.ru/antares_28.html
5. Леонидом Россиковым
6. Феликс – Владимир Шестоперов
7. Сочинение «Марксизм и советская система», см. гл. 32, про которое в справочнике А.Н. Тарасова весьма неточно сообщается: «И. Смирнов летом 1978 г. в узком кругу (члены “Комбрига” А. Морозов, А. Фурман, руководитель подросткового клуба в Обнинске Сергей Шапошник, Б. Исайко и Валентин Юмашев – в настоящее время глава Администрации Президента Российской Федерации) зачитал свой труд, посвященный сравнительному анализу стилей В.И. Ленина и Л.И. Брежнева».  http://www.screen.ru/Tarasov/enc/index2.htm
8. Фиксируем детали. «Сделал он это как-то несерьёзно». Можно подумать, всё остальное, что здесь описывается, было серьёзно. Сам автор в пионерлагере не присутствовал, т.е. пересказывает с чужих слов. Тогдашняя конспирология с вечными поисками, кто проболтался, кто «настучал» етс – совершенно безумная, см. чуть ниже сцену с Игорем Якименко, который уж вовсе был ни в чём не виноват перед «подпольщиками».
9. Студенческий строительный отряд
10. У метро Новослободская.
11. См. гл. 25 http://sinevafilm.ru/antares_25.html
12. Обязательные для студентов сельхозработы.
13. Демонстрация Антареса у метро 1905 года, см. гл. 12 http://sinevafilm.ru/antares_12.html
14. Андрей Савельев, о котором в том же справочнике Тарасова сказано: « В кругах “Комбрига” в 1978-1979 гг. Андреем Совельевым была разработана даже доктрина “коммунарской революции».
15. Андрей Филиппов.