Юрий Непахарев и студия "Синева фильм"
выставки, акции Самотеки Фотоальбомы Самотеки. Самотека. Юрий Непахарев, Илья Смирнов, Леонид Дубоссарский
Вот картинки, знакомые детям больших городов…
глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 9, глава 10,
глава 11
, глава 12, глава 14, глава 15, глава 17, глава 19, глава 21, глава 22

глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 33


Выставки и акции.
Салун Калифорния.
Атаман Козолуп.
Марш Шнурков.
Заселение Помпеи.
Илья Смирнов - Время колокольчиков.
Илья Смирнов - Мемуары.
Леонид Россиков - Судьба монтировщика.
Юрий Якимайнен - проза.
Алексей Дидуров - поэзия.
Черноплодные войны.
Игральные карты Самотёки.
Токарев Вадим о живописи.
Лебединное озеро.
Фотоархив Самотеки.
Архив новостей Самотеки.
Олег Ермаков - графика, скульптура.
Дневники Муси и Иры Даевых.
Мастерская на Самотеке.
Мастерская на Лесной.
Косой переулок.
Делегатская улица.
Волконские переулки.
Краснопролетарская улица.
Щемиловские переулки.
Новогодние обращения Ильича.
Фотоальбомы Самотеки.



Фортунат  Ржевский, Корнет

В эфемерном клубе Антарес в 1 Самотечном пер. (который закрылся в день открытия). Слева направо Фортунат (спиной), Ржевский, Корнет.


Глава 27.
«Жиль де Ля Мар танцует и смеётся,
Всё поломал, осталось, что не бьётся»
Песня о веселом марксисте (1).

Я толкаю ногой дверь. В коридоре у телефона стоит с довольной физиономией Ричард, а за его спиной, в проёме дверей «макаренковского центра» – какие-то женские лица.

-Что ж, Ричард Валентинович, я не гордый, я пойду.

В «центре» за столом расселась вся хебра педагогических дебилок. Место во главе занял пан директор, а многочисленные бумажки ему подавала жена. Из общей атмосферы бюрократической тупости выбиваются некоторые лица напротив: Ольга, Хил, Фур, Ирка Горбачёва + Гармаев, непонятно, каким ветром сюда занесённый. И даже наш приятель Кирилл Федорович (2), психиатр с Кропоткинской, друг СМОГов (3) и анархистов. Впрочем, он бывал и на вечере утопистов, и на мухоморской выставке. Заинтересовался.

-Сегодня на повестке дня вопрос о нарушении отрядом (я поморщился) Антарес соглашения с Советом Форпоста, на основании которого отряд был допущен в Форпост.

Женя сгребла бумажки в кучу и стала излагать обвинительный акт против нас, начиная чуть ли не с основания Москвы Долгоруким. Причём супруг поминутно её прерывал, требуя «подробности». И резюмировал:

-Итак, последний хулиганский акт с так называемой «выставкой», на которую, к сожалению, не была вызвана милиция, расставил все точки над «i».

Внутри меня, пока я смотрел в рожу великого педагога, что-то постепенно раскалялось. Состояние моё выражалось в замечательной мелодии, слышанной в Комбриге.
«Жиль де Ля Мар танцует и смеётся,
Всё поломал, осталось, что не бьётся»
Говорили, что это «Песня о весёлом марксисте». Её-то я и напевал сквозь зубы, чтобы не особенно вслушиваться в бюрократический п…ёж.

… А началось так. К Форпосту собралось еще больше народу, чем на выставки и вечера. Местные кричали: «Пустите нас внутрь, нам холодно». Пед-девиц сопровождали недружелюбными напутствиями.  Но Ричард не забздел – кем-кем, а трусом он не был.

-У нас Совет, - сказал он, - Посторонним тут делать нечего.

Протиснулся я, затягиваясь последний раз бычком от «примы»:

-Вы позволите войти руководителям объединений?

-Ты можешь присутствовать с совещательным голосом, больше никто.

-То есть, - послышался голос Нелли Александровны, - Меня вы тоже не пустите?

-Вас тоже.

-После всего, что я для вас сделала, вы меня, Дик, не пустите на порог?

- Вы слишком любите Антарес.

-Что за фигня?  Что ж, мы тут, чужие? – заволновался народ, наполнявший курилку, парадное перед  входом в подвал и лестничную клетку.

-Чуваки, тихо! – заорал, что есть мочи, в.п.с. С трудом Ржевский и Корнет помогли мне навести относительный порядок.

-Мы сейчас решим, - сказал я Ричарду, - Комиссары, давай сюда.

Дверь закрылась, и мы в тёплой курилке стали решать, как быть. Соглашаться на условия Ричарда, или это унижение превосходит уровень нашей толерантности. По ходу беседы подписывали меморандум – почти все, кроме Нелли Александровны, оказавшейся самой левой.

-Мне с этим подонком беседовать больше не о чем, поэтому обращаться к нему с чем бы то ни было я не стану.

В эту минуту я поймал за рукав намылившегося просочиться внутрь Лапшина: «Подпишешь?»

-Я с вами согласен, - склизко улыбнулся тот, - Но лучше устно Ричарду скажу.

Его в Форпост пустили. А следом появилась комбриговская команда. Я вкратце обрисовал им расклад. Хил начал стучаться. Ричард открыл и врубился, что, раз он комбриговцев не звал, значит, их позвали мы. Но оставить центральную прессу на улице не посмел. А те наши ребята, которые не были знакомы с Комбригом, восприняли происходящее с нехорошей весёлостью:

А он хамло, хотя по виду и босяк» – процитировал Северного Игорь из ансамбля, - Тут над нами стибаются: скоро всю Москву внутрь пропустят, кроме нас.

-Давай двери вышибем на х.., - предложил Фил.

Восставшие вилланы готовы были идти на штурм замка. «Слушайте, - сказал я тихо, - Устроить мамаев дебош мы всегда успеем, а сейчас давайте я хотя бы ради понта схожу на их педерастический совет. Хуже нам от этого не станет, но, по крайней мере, корреспонденты из «Комсомольской правды» будут свидетелями, что не мы провоцируем ссоры. А?» Хотя Фил ещё ворчал, что он и «Комсомолку» видел в той же половой щели, большинство согласилось со мной. И в.п.с. вошел один на территорию противника.

… Мне предоставили слово. Я решил не выяснять, что это вообще за «Совет», и где он был, когда мы собственными руками забивали здесь каждый гвоздь. Хрен с вами. Моя побелевшая рука сжимала пресловутый меморандум. Поднял его, показал собравшимся и почти спокойно начал:

-Не странно ли вам, что в присутствии известных деятелей коммунарского движения (реверанс в сторону Мариничевой и Хилтунена) Ричард Валентинович, в прошлом соратник Симона Соловейчика, вслух выражает сожаление, что не сдал своих товарищей в милицию? Как бы ни были глубоки наши разногласия, неужели мы всё-таки настолько потеряли себя, что вот таким вот образом будем выяснять отношения?

Я говорил с неподдельным чувством, вспомнил всю нашу жизнь, как и где нас травили и запрещали. Но то были официальные чиновники типа Абарова или Петрова, а теперь нас обвиняет человек, который тоже не жалел себя ради общего дела, а не ради карьеры, и мы это видели, и не можем теперь в своем сознании совместить.
Потом начал читать меморандум. Хотя мог и не читать. Всё равно никто не слушал. Только Ричард спросил с издёвкой:

-А почему так мало подписей?

Я передал ему на словах мнение Нелли Александровны (в мягкой редакции) и Лапшина. «Можете сами у них переспросить». Кстати, а где Лапшин? За столом его не было. Видимо, благоразумно перебазировался в другую комнату. Журналы почитать.
Тогда слово в очередной раз предоставил себе глава Форпоста:

-Когда-то я сам был таким, как они, и находил удовольствие в том, чтобы эпатировать окружающих. Но я имел время во всём разобраться. Должен вам сказать, что поведение Антареса недостойно советских людей и носит откровенно подрывной, провокационный характер.

-Вам, - обратился он к «совету», - как комсомольцам, нужно принять правильное решение по поводу этой хулиганской компании с нездоровым политическим душком.

Я понял, что мои слова мимо кассы, Ричард знал, как говорить с теми, кого собрал. Напоследок он высказал прогноз на будущее:

-Предвижу, что скоро они разъедутся. Кто на Запад, а кто на Север.

Ольга пыталась вмешаться, но у неё были связаны руки партийной дисциплиной, и не случайно к ней приставили Хила и Фура, наименее в Комбриге расположенных к Антаресу.
А Кирилл Федорович совершенно для меня неожиданно в мягком тоне произнёс следующее: что Форпост – детище Ричарда, и если мы с ним не сошлись, то должны уйти, чтобы не мешать заниматься с детьми воспитательной работой.
Я расценил эти слова как удар в спину.

-Какие тут дети? Вы видите здесь детей? Я лично их  полгода не видел. Мы здесь пахали, а вы хотите, чтобы теперь, когда мы работу сделали, нас просто выставили за двери. Лучше бы вас, Кирилл Федорович, вообще не встретить здесь, чем слушать от вас такие несправедливые слова.

Тут «вокс попули» властно вмешался в бумажные комбинации. Одновременно по стёклам всех пяти окон застучали в такт чем-то твёрдым, и под эту музыку отчётливый хор грянул:

-Вихри враждебные веют над нами…

На дворе уже стемнело, поющих было не разглядеть, но в вопле

-Эй, отдайте нам нашего Илюху!

Распознавался Фил. Ричард презрительно усмехнулся: «атамана своего хотят видеть», но по лицам собравшихся я понял, что им не до смеха. И девочки-активистки, которые при нормальных условиях накинулись бы на меня стаей гиен: "где твоя комсомольская совесть?!" (как на собраниях в МГУ или в училище) - тут молчали как воблы. Если бы они хоть изредка бывали в Форпосте и представляли себе его жизнь, чёрта с два Ричард их на такой «совет» затащил бы (4).
Тем не менее, все с облегчением проголосовали за то, что по бумажке прочитала ричардова жена, - кроме единственной подруги, которая в Форпост заглядывала и врубалась в коммунарство. Та воздержалась.

-Мне это всё не нравится, - сказала она председательствующему, - И ваши методы тоже.

«Шаг на карниз, и два шага по звёздам.
Жиль, оглянись, пока ещё не поздно…»
Я встал и пошёл к выходу. «Совет» испуганно поглядывал на окна.
-Чуваки, финиш.
Тут мне навстречу в коридор вошел интеллигентный Гриша.

-Что, всё уже решили без нас?

Базар был бесполезен. Ричард решил с нами рассчитаться окончательно:

-Выйди отсюда! – заорал он на Григория.

- Что это за обращение, извините?

-Ах, так! – и  наш гостеприимный начальник ломанулся к телефону. Я ещё не вполне просёк, что он собирается делать, а он уже кричал в трубку: «Да, хулиганят, сборище пьяной шпаны».

С завидной оперативностью из опорного пункта приехали за «пьяной шпаной». Но, увидев толпу перед входом, пожилой дружинник присвистнул:

-Это что ж такое?

-Привет, Иван Иваныч, - крикнул ему, как старому знакомому, Игорь Зайцев.

-Привет, что тут за манифестация?

-Выгоняют нас из клуба. И собственные вещи отбирают.

Вложивший все свои скромные сбережения в колонки форпостовской рок-группы, Игорь понял происходящее именно так.

- А-а-а…

Поболтав с тремя представителями местной власти, наш гитарист – в модном трузере из отдельных кусков джинсовой материи и в шляпе а ля Звездочётов – спустился вниз и направился к Ричарду:

-Э-э-э, Ричард Валентинович, раз уж вы решили с нами, со шпаной пьяной, больше не общаться, хорошо было бы отдать хотя бы нашу аппаратуру, которую мы делали сами, наши плёнки…

-По положению, - отвечал несгибаемый комиссар, - Всё, сделанное в Форпосте руками его членов, отдаче обратно не подлежит.

И стал опять набирать номер, на сей раз – отделения.
В подвале тем временем нарастал бардак. Педагогические девицы во двор выходить боялись, а снаружи проникали антаресовцы, и вперемешку с комбригом тусовка постепенно распространялась по комнатам.
Тут приехала еще бригада во главе с майором. Майор был настроен более решительно.
- А, хулиганят, - намётанным глазом определил он, - Очистить помещение!
Но Фил и Шурка Носов немедленно взгромоздились на трубы водяных коммуникаций, так что отдрать их оттуда было бы очень нелегко. И объявили, что живыми из подвала не выйдут. Так же повела себя Нелли Александровна. Она села рядом на стульчик и сказала:

-Хотите, чтобы меня здесь не было, – тогда выносите вместе со стулом.

- А кто вы такая? – застыл перед ней командир наряда, начавший уже сомневаться в первом впечатлении.  Пьяных он так и не увидел, а здесь еще прилично одетая женщина. Нелли Александровна показала служебную ксиву (она работала в МОМА – объединении музыкальных ансамблей).
- Кстати, вот и журналисты из «Комсомольской правды», - заметил я, указывая на Хила с Ольгой.
Журналисты без особого энтузиазма, но всё-таки объяснили майору, что мы не хулиганы с улицы, а тоже работали в Форпосте.
-Ну, тогда пусть разбираются сами в своих делах, - сказал майор, - Мы-то здесь причём?
И уехал со своими подчиненными подальше от непонятного конфликта.

-О-о-о-о! – раздался тут вопль Звездочётова.

-Что с тобою, Костик?

-О-о-о, как я хочу срать!

Мы совершенно его не поняли.

-Как я хочу срать! Мужики, у кого есть бумага подтереться? Нету? О, горе мне, горе!

И он ринулся вдоль по коридору, срывая со стен всю заботливо развешанную форпостовскую писанину: газеты, плакаты, схемы. Набрав охапку, как собирают осенью листья, поволок её в сортир.
Тут-то народ и врубился в его понос. Веселая толпа, отбросив Ричарда, принялась наводить «революционный порядок» в покидаемом заведении. Ржевский, Игорь и Корнет сразу же прорвались в кладовую и начали выносить инструменты и аппаратуру.  Костя с Феликсом продолжали методично уничтожать наглядную агитацию. Некоторые стенды они, правда, пощадили, - но внесли в их содержание некоторую редактуру. Так появился загадочный «Клуб какашки» – не иначе, как в память о костином поносе. Свен Гундлах с Филом тем временем отправились на помойку, где обнаружили в целости и сохранности унитаз, указанный неделю назад пацанами. Его торжественно установили перед вывеской Форпоста, на которой уже было написано  «Форп..д», насовали туда какой-то дряни, подожгли, и он горел как олимпийский факел.
Из домов выходили удивлённые обыватели и говорили: «А, опять в подвале какой-то спектакль». Девочки из МГПИ исчезали незаметно и по одной. Тут как раз случилось тов. Хилтунену открыть двери и высунуть нос на свежий воздух. Увидев пиротехнический унитаз, он решил его потушить.

-Что ж это ты делаешь? – рассердился Игорь, посчитав Хила (за его маленький рост) каким-то пацаном, - Мы стараемся, а ты портишь?

-Пожар, - пролепетал лидер Комбрига. Тогда человек в мятой шляпе вручил ему усилок:

-Ладно, лучше уж помоги.

Нагруженные аппаратурой, хунвейбины покидали разгромленный Форпост. Свен достал красное знамя. Так и шли по улице Доватора с пением Интернационала. Впереди Свен как знаменосец, за ним Игорь с колонкой и Хил с усилителем. Далее прочий Антарес, и в хвосте Комбриг. А за спинами последних манифестантов под вывеской «Форп..зд» догорал унитаз.
Аппаратуру складировали дома у Игоря Зайцева. Но на пути к метро нас всё-таки свинтили. Дело в том, что у «Спортивной» мы продолжали махать флагом и петь революционные песни. К нам даже присоединились какие-то пьяные мужики. Но когда на перроне метро бравые антаресовцы стали с песней маршировать в затылок и строем, обнаружилось, что за нами следуют не менее бравые люди в форме.
Схомутали пятерых: кроме в.п.с., еще Костю, Свена, Шурку Носова и Мироненко. Другие тт. составляли массовый эскорт до «аквариума» – места приёмки живого товара в метро.
-Вроде, футбола нету, - рассуждал один из ментов, - Откуда вас столько?
И тут же начал брать на понт: мол, 15 суток и прочее.

-Да отпустите нас, - отвечали мы, - Мы же не пьяные, просто настроение было такое, что песню спели. Не рогали же никого.

Опасность заключалась в том, что, пока они держат нас для собственного увеселения в «аквариуме», могут всплыть сведения о событиях на Доватора, и тогда мы просто так уже не отмажемся.
Но тут вошел Кирилл Федорович. «Можно Вас на минуточку?» – и отозвал лейтенанта в сторону. Появилась Ольга и тоже приняла участие в беседе. О чём они говорили, я не слышал, но стражи быстро сменили гнев на милость.

-Ладно, - сказали они нам, - Идите домой и больше так не поступайте.

-Что? - спросил на эскалаторе Кирилл Федорович, - Мир?

 - Конечно! – с радостью отозвался я. И мы пожали друг другу руки.

  1. На самом деле – «Каскадер» Александра Аронова http://www.mk.ru/culture/article/2011/10/18/633989-ostanovitsya-oglyanutsya.html, стихотворение пошло в народ как песня, по дороге видоизменяясь и обрастая фантастическими подробностями (про «марксиста»).
  2. Кирилл Федорович Леонтович.
  3. Самое Молодое Общество Гениев – художественно-анархическая группировка, прославившаяся в 60-е гг. Для ее участников Леонтович тоже был очень полезным специалистом http://moljane.narod.ru/Journal/03_1_mol/03_1_Gubbio.html
  4. Еще раз напоминаем, что мнение тогдашнего мемуариста о конфликте в Форпосте  может не совпадать с мнением нынешнего публикатора.